Шрифт:
Закладка:
Возникла пауза, которую прервал Робер:
– Тогда хотя бы… последуйте моему совету: одевайтесь на манер одного из исчезнувших…
Максим рассмеялся:
– И здесь – мимикрия! Определенно, Робер…
– Осторожность не помешает, уверяю вас.
– Ну разумеется! Напрасно стараетесь, милейший. Такому неумелому художнику, как я, нужны тренировки – а горы так красивы! Величественные и изменчивые в каждый час дня, в каждый день месяца, они похожи на полотно то одного художника, то другого, то третьего… У меня там, наверху, есть очаровательная модель – пастушка лет двенадцати, которая позирует мне в одном потрясающем месте в самых восхитительных позах. Ах! Она ничего не боится, эта малышка, а на сарванов так ей и вовсе плевать!.. К тому же во время сеанса с нами всегда ее брат Сезар, тоже весьма отважный юноша, – он-то и следит за тем, чтобы нас не застали врасплох! Вот, Робер, взгляните… Представляю вам мадемуазель Сезарину Жантаз. Вышло совсем недурно, не так ли?
В бледном свете он размахивал наполовину завершенной и вполне «удачной», как он любил выражаться, акварелью. Посреди стада разбредшихся коров и коз сидящая на скале девчушка играла на аккордеоне. Ее миленький, широко открытый ротик свидетельствовал о распеваемой во весь голос песне.
– Очень красиво, – оценил Робер. – Но ваша матушка ужасно беспокоится…
– Ох уж эти чадолюбивые матери!.. Скажите ей, что завтра я закончу эту пастораль и уже послезавтра вновь стану тихим и послушным!
– Почему не сегодня? Уж я-то точно не чадолюбивая мать, и я здесь не для того, чтобы шутить с вами. Как вы знаете, у меня есть собственная на этот счет идея…
– Выкладывайте же ее, вашу идею, милейший, выкладывайте!
– Увы! Вы поверите в нее еще меньше, чем в крылатых людей, порхающих рыб или орлов, летающих без помощи крыльев!
– Стало быть, у вас нет никаких доказательств?
– У меня есть лишь здравые соображения. Этого вам будет недостаточно.
– Ну почему же, Робер! Если вы знаете, где находится моя сестра… и другие… это было бы преступлением – хранить молчание… Следовало бы немедленно отправиться туда… Где они могут быть? Что до меня, то я не имею об этом ни малейшего представления… Где оно, прибежище бандитов?.. Если б мы хоть могли видеть, как они исчезают в том или ином направлении!.. Но они скрываются посреди ночи, тумана, облаков… Только взгляните на этот непроницаемый свод грозовых туч; над ним сарваны свободно могут перемещаться, как им вздумается, без нашего ведома… Тысяча чертей! Робер, что я вам говорил!
Приподнявшись на цыпочках, Максим с пылающим взором указывал вытянутой рукой на какую-то точку в облаках.
Робер живо поднял глаза к небу.
В завитках аспидного цвета кучевых облаков, словно застывших в оцепенении, вырисовывалась продолговатая полупрозрачная и призрачная тень.
– Дирижабль! – едва слышно, словно боясь вспугнуть видение, прошептал Максим.
Робер прищурил свои голубые глаза.
– Это точно тот, который вы видели?
– Точно: корзины-то нет! И будь это не он, зачем бы ему висеть там неподвижно, за этой тучей?..
– Гм!.. – произнес Робер, определенно заинтригованный.
– Так как он, несомненно, за тучей, – продолжал Максим, – мы видим лишь отбрасываемую им тень. Всего лишь тень. Они полагают себя невидимыми. Они не подозревают, что их выдает тень… Ну же! Признайте, что я был прав!
– Да-да… действительно, – сказал Робер, и в голосе его прозвучало больше вежливости, нежели искренности.
– Ха! Стоило подуть ветру и начать расходиться тучам, как тень потускнела… Все, пропала.
Бурный порыв ветра ворвался в ротонду. Закружило вихрем и повсюду разбросало бумаги. Затрепетавший лес напоминал взволнованное море. Деревья, побелевшие от взлохмаченных листьев, гнулись под налетевшим с востока шквалом. Грохотали ставни, клубы пыли носились по дорогам. Прямая молния разрезала густой воздух, и облака пришли в движение.
Максим, с растрепавшимися от ветра волосами, выжидал, не покажется ли в просвете между уносящимися прочь тучами летательный аппарат, не сбросят ли воздушные пираты балласт, чтобы подняться выше бури… Но дирижабль исчез, не использовав этого средства.
И вот уже декорация сама становилась трагедией.
Разбушевавшаяся стихия казалась тем более великолепной, что в ней ощущалась некая мистерия. Под раскатистые звуки грома понеслись к какой-то неведомой цели тучи. И, завершая картину, ураган расписался на небе, прочертив зигзаг второй молнией.
Глава 17
Предположение
Несмотря на то что небо все еще выглядело угрожающим и, казалось, припасло на вторую половину дня еще одну бурю, Максим – больше ради бравады, нежели из склонности, – взял свое снаряжение пейзажиста и, вопреки единодушному порицанию, отправился в горы.
Спустя час, утомленный жарой и быстрой ходьбой, он заметил вдалеке стадо и его юных пастушков.
Место, выбранное для выгона скота, было величественным и в то же время радующим взор. Холмистое, поросшее зеленой травой ущелье живописно извивалось. Один из его краев, вырастая в скалистую стену, поднимался выше и сливался с горой, циклопические зубцы вперемешку с густым кустарником венчали его гребень. Другой край, гораздо более пологий, заканчивался опушкой леса, который тут же начинал спускаться в другую сторону и клонился к Мирастелю своими скалами, зелеными дубами и гигантскими самшитами. Несметное множество нарциссов наполняло благоуханием пышно цветущий луг, то тут, то там усеянный сероватыми глыбами, на одной из которых – там, куда ее подсадил брат Сезар, – устроившись поудобнее, Сезарина Жантаз уже играла на аккордеоне и гнусавила какой-то вальс. (Любая песня в исполнении крестьян становится или остается псалмодией, будь то «Приди же, цыпочка», «Марсельеза» или «Dies irae».) Она вставила между двумя нотами свое «добрый день, мсье!», после чего приветствовал мсье и Сезар.
Вскоре Максим устроился перед своим мольбертом на самом краю леса; паренек уселся рядом.
– Смотри в оба! – сказал Максим ради очистки совести.
– Вше под контролем! – изрек Сезар. – Ешли кто появится – я тут ше увишу!
Очаровательная девчушка покачивала ножками в грубых башмаках с липовыми подошвами. Старая соломенная шляпка отбрасывала тень на ее растрепанные белокурые волосы.
Меж ее розовыми пальчиками аккордеон растягивался, а затем вновь складывался, неутомимо играя в одном и том же отрывистом ритме вереницу монотонных песен. Вокруг пастушки бродили, позвякивая колокольчиками, коровы и козы, в то время как колокольчики нарциссов наполняли луг своим ароматом.
– Смотри в оба! – повторил Максим, сам удивляясь своей подозрительности.
Сезар не сводил глаз с хмурого неба, которое, казалось, немного сдвинулось под дуновением обжигающего ветра. Время от времени за зубцами можно было различить то или иное облачко, опустившееся ниже других.
При звуке неистово затрезвонившего бубенца Максим обратил свой взгляд на
