– Обычный воздушный шар, такой же, как и другие. Тебе же не все модели известны… И потом, из-за тумана и его скорости ты не мог его разглядеть как следует. Лично я думаю, что им управлял один из этих лихачей-смельчаков, которые полагают, что им принадлежит все небо. Так-то вот. А что об этом думаете вы, Робер? У вас такое озадаченное выражение лица…

– Господин Летелье… Так вы теперь, стало быть, склоняетесь к тому, что мой орел был настоящим орлом?

– Да, потому что щука Филибера – настоящая щука. Что кто-то мог вырядиться орлом… ну, при большом желании в такое еще можно поверить… Но щукой!.. Впрочем, так мы вскоре дойдем до того, что начнем нести неимоверный вздор… Но вот уже и ночь наступила. Ты идешь, Максим? Сегодня наш черед дежурить у прожекторов. Привез карбид?

В эту ночь двое часовых, расстроенные тем, что ничего не удалось выяснить, долго размышляли о знании и невежестве…

И полная луна на гребне своей дуги казалась им жерлом вавилонской бездны, на дне которой суматошно копошатся люди.

Глава 16

Опять дирижабль

– Входите!.. А, это вы, Робер. Приветствую!

– Здравствуйте, мсье Максим.

– Ваша милость в моей лаборатории! Это событие!.. Что привело вас сюда этим утром?

– «Событие»! Скажете тоже! – рассеянно заметил Робер и тут же воскликнул: – Но какая температура, а?.. Настоящая жара – для этого времени года!

– Вот-вот разразится буря.

И Максим, склонившись над схемой какого-то механического устройства, принялся что-то торопливо писать, спрашивая себя, чему он обязан этим визитом секретаря.

Три окна ротонды были открыты настежь, но была такая духота, что даже через них в комнату не поступал воздух. Свинцовые тучи хаотично громоздились в небе, грозном, словно там шло сражение, но в то же время застывшем, будто написанном на холсте. Под ним, на земле, предметы принимали какой-то пепельный оттенок. Поросшая тополями равнина, казалось, замерла в ожидании чего-то важного и незабываемого. То были прекрасные декорации для некоей трагедии.

В самой лаборатории блекло мерцали в лучах болезненного солнца аквариумы и витрины. Рыбы – хорошо освещенные, чтобы живописующему их Максиму было легко уловить тысячи их нюансов, – неподвижно дремали в воде.

Робер подошел к рядам стеклянных банок, содержимое которых являло самые причудливые образцы мимикрии. Издали некоторые из этих банок казались наполненными сучьями, ветками и травой, тогда как при ближайшем рассмотрении какой-нибудь сучок оказывался хитрой гусеницей, кусок коры – изворотливой пяденицей, а экзотический листик – находчивым москитом. Но здесь имелись не только такие представители животного мира, которые маскировались под растения, но и такие, которые перевоплощались в иную живность. Действительно, в других витринах можно было обнаружить, к примеру, пары совершенно одинаковых с виду бабочек: однако же одна из этой пары была смертельно ядовита для небольших птичек, а другая, безобидная, самим своим существованием была обязана своему вредоносному двойнику. К сожалению, с тех пор как еще ребенком Максим потерял интерес к этому хобби, занявшись другими играми, время сильно изменило его экспонаты, обесцветило зелень, покрыло плесенью пронотумы насекомых, и теперь их уже можно было различить. Робер указал на это молодому человеку и продолжал:

– И все же они забавны, эти двойники… своего рода зоологический маскарад!.. хамелеон, который в любой момент, чтобы сделаться незаметным, становится красным или зеленым, в зависимости от того, на каком фоне – красном или зеленом – находится!..

– Ну да. То же самое можно сказать о льве, приобретающем рыжеватый окрас на рыжеватом песке пустыни, или о медведе, который становится белым на белом полярном снегу. Все это – мимикрия… Вот уж не знал, что вас, наблюдающего за звездами, интересуют эти ухищрения!..

– Почему нет?.. Вероятно, и среди рыб есть такие, которые умеют мимикрировать?

– В природе таких примеров – масса. Даже сам человек… Пальто цвета стен… Однако, Робер, – рассмеялся Максим, – вы столь внимательно меня слушаете… Уж не думаете ли вы, случаем, что сарван мог облачиться в синюю ночную рубашку, чтобы…

– Какая глупость!.. – прервал его секретарь.

– Когда-то этот небольшой музей был для меня развлечением… Он предопределил мой выбор профессии биолога… но сегодня у меня другие заботы…

– Как продвигаются ваши занятия рисованием?

– Неплохо, – сказал Максим, вытаскивая из папки несколько своих работ. – О!.. Мне, конечно, далеко до ван Остаде или Яна Стена…[37] Впрочем, меня устраивает и такой результат… Но пока я прекратил рисовать рыб.

– Ага! Вы их препарируете!

– Да, препарирую… понемногу… по необходимости и ради другого увлекательного занятия… Но я вас не утомил, Робер?

– Ничуть!

– Сейчас вы поймете. Это для музея океанографии, что в Монако. Я хочу создать аквариум, в котором могли бы нормально жить глубоководные рыбы. Наши траловые сети способны их отлавливать на глубине в девять с лишним тысяч метров; но от декомпрессии и, главное, от резкого изменения температуры они гибнут. Я пытаюсь спроектировать закрытый живорыбный садок, в котором можно было бы поддерживать необходимые температуру и давление. Вот как раз набросок откачивающего устройства… Но это не очень удобно… Значение этого изобретения невозможно переоценить. Только подумайте: воссоздать жизненную среду этих столь далеких существ! Иметь возможность наблюдать их настоящие привычки! В темноте, где будет стоять резервуар, видеть, как они светятся многоцветными фосфоресценциями, словно в вечном мраке подводных глубин!

– А! Так вот чем вы заняты! – произнес Робер.

Но Максим неправильно понял резкий тон этого восклицания. Он решил, что Робер попрекает его тем, что он не пренебрегает другими делами, более насущными…

– Да, этим вот и занят, – ответил он, краснея, и тотчас же поспешил оправдаться: – Но я пытался проникнуть и в тайну исчезновений… Вот только, знаете ли, на этот счет у меня есть своя мысль. Думаю, вскоре похитители – люди из воздушного шара – как-то себя проявят.

– Вот как! Неужели? – пробормотал Робер, думая о чем-то совершенно ином.

– Ах, Робер, будьте же откровенны! Хватит темнить, ходить вокруг да около… Что вас сюда привело?

– Простите… Ах да… Что вы сказали?.. Да-да, конечно… Я здесь, представьте себе… по поручению. – Он улыбнулся. – По поручению вашей матушки. Она обеспокоена вашим безрассудством. В последнее время вы каждый день ходите в горы, со всем этим вашим снаряжением художника… И, будучи не в силах что-либо с этим поделать, она направила к вам меня…

Максим положил обе руки на плечи Робера.

– Вы очень любезны, старина, – сказал он. – Но теперь я уверен, что это был дирижабль; к тому же, полагаю, человек искушенный должен оказаться уж слишком легковерным, чтобы попасться в их сети