Шрифт:
Закладка:
По следам Кастилии пошла и Арагония. Инквизиционный трибунал в Сарагосе, во главе которого стоял каноник Педро Арбуэс, устраивал в 1484 году одно аутодафе за другим. В у году королю Фердинанду инквизиция не оповестила здесь даже о предварительном «сроке милости» для кающихся: ведь «примирившиеся с церковью» карались только штрафом, а не конфискацией всего имущества, от чего король терпел прямой убыток. И Арбуэс старался казнить возможно больше людей. Его шпионы следили за домашней жизнью марранов, подкупали доносчиков и свидетелей обвинения. По малейшему оговору арестовывались и томились в тюрьмах целые семьи. Террор инквизиции вызвал тут контртеррор со стороны марранов. В Сарагосе заговорщики решили убить свирепого Арбуэса и тем устрашить его коллег и шайку агентов-провокаторов. Заговору содействовали некоторые представители высшего христианского общества, связанные родством с марранами. Первое покушение на Арбуэса не удалось и заставило его только принять меры предосторожности: он стал носить панцирь под платьем и железную каску под шляпой, но это не спасло злодея от рокового удара. Когда однажды на рассвете Арбуэс пришел один в церковь для совершения заутрени, трое заговорщиков пробрались туда и закололи его кинжалом в тот момент, когда он опустился пред алтарем на колени для молитвы (1485). Это убийство повело только к тому, что палач в рясе был объявлен святым мучеником, а инквизиция в Арагонии стала свирепствовать больше прежнего. Бежавших участников заговора и их родных частью разыскали и подвергли бесчеловечной казни, частью сожгли публично их изображения и конфисковали имущество. В течение нескольких лет устраивались в Сарагосе аутодафе, где рядом с уличенными в иудействе сжигались новые группы лиц, причастных к убийству Арбуэса. По количеству жертв сарагосская инквизиция могла соперничать с севильской. Менее «продуктивным» был трибунал, открытый в 1486 г. в другом еврейском центре, Барселоне. За шесть лет (до 1492 г.) он успел сжечь только с полсотни человек, осудить на вечное заточение свыше ста и «примирить с церковью» около 300 еретиков.
В кастильской столице Толедо инквизиторы больше занимались «примирением еретиков с церковью», то есть мучительством над душою. После неудачных попыток восстания, с одной стороны, и бегства — с другой, толедские марраны решили воспользоваться «сроком милости». По улицам города двигались процессии кающихся, над которыми совершались «акты веры», бескровные аутодафе. Первое торжественное шествие происходило 12 февраля 1486 г. В нем участвовало 750 кающихся. Шли они босые, полунагие, с непокрытой головой, держа в руках потушенные свечи. Множество народа стекалось на это зрелище, и участники процессии плакали от стыда. Когда все покаялись и присоединились к церкви, им объявили, что они должны поститься в известные дни и что они лишены многих прав: они не могут занимать публичные должности, содержать торговые заведения, свидетельствовать на суде, носить дорогие платья и драгоценности, ездить верхом на лошади и т.п. На второе аутодафе, состоявшееся 2 апреля того же года, явилось 900 человек, которые были присоединены к церкви на тех же условиях. Третье аутодафе (16 августа) уже сопровождалось человеческим жертвоприношением: были сожжены 20 мужчин и 5 женщин, большей частью из высшего общества. В следующем году число «примирившихся с церковью» на публичных «актах веры» дошло до 2000; из них многие должны были всю жизнь носить санбенито в знак покаяния. В Толедо часто сжигались на кострах христианские священники и монахи из марранов: так глубоко проникла «иудейская зараза» в недра церкви. Были редкие случаи героического протеста мучеников: одна женщина крикнула из пламени костра, что она счастлива умереть в религии Моисеевой, и умерла со словом «Адонай» на устах.
§ 56. Изгнание евреев из Испании (1492)
Как ни жгли марранов и ни «примиряли» их с церковью, в стране оставалось еще много живых, не примиренных и непримиримых. Все яснее становилось, что марранский вопрос тесно связан с еврейским. Для превращения плохих христиан в добрых католиков необходима была полная изоляция их от соплеменников, а при невозможности этого — изгнание евреев из страны. Систему изоляции Торквемада проводил с величайшей жестокостью: разобщали родных и близких, усилили систему шпионажа, пытались втянуть в шпионаж даже раввинов, обязав их выдавать инквизиции всякого маррана, поддерживающего связь с синагогой, но все это не помогало. Севильский раввин Иегуда ибн-Верга, получив от местных инквизиторов такое предложение о предательстве, бежал в Португалию, и его примеру готовы были последовать многие. И вот на очереди стала другая часть альтернативы: изгнание евреев из Испании.
Частичная попытка изгнания была уже сделана в начале царствования Изабеллы в Кастилии, когда часть евреев была выселена из округов Кордовы и Севильи. Но в то время выселение пришлось приостановить. Евреи еще нужны были государству как плательщики налогов и финансовые агенты в те трудные для Испании годы, когда дело объединения нужно было завершить завоеванием Гранадского царства, последнего остатка арабской власти на полуострове. Этим объясняется то странное явление, что в первое десятилетие инквизиции евреев некрещеных оставляли в покое, а некоторые из них привлекались даже к участию в государственных делах. Вышеупомянутый Авраам Сениор состоял при дворе для фискальных сношений с еврейскими общинами (в те годы взимался с них чрезвычайный налог на ведение войны с маврами). Исаак Абраванель, бежавший из Португалии (§ 53), был приглашен испанской королевской четой для заведования государственными финансами (1484). Так создалось это странное положение: еврейский национальный мыслитель на службе при королевском дворе, где духовником состоял генерал-инквизитор Торквемада. Нужда в деньгах заставляла временно терпеть еврея-министра
