На следующий день мне поступила команда от командира прийти на «Дядю Васю» и встретить особое пополнение. Как только стемнело, я добежал до точки и познакомился с двумя великанами из ВДВ. Спустившись в повал, я увидел пару двухметровых бойцов, которых к нам отправили из Министерства обороны. Выглядели они угрожающе и напоминали героев мультфильма «Вовочка в тридевятом царстве» — «двое из ларца, одинаковых с лица».

— Привет, — басом поздоровался их старший, протянув мне огромную клешню. — Командир расчета ПТУР «Боцман». Прибыли в ваше распоряжение. Есть приказ работать с вами и отстреливать все, что будет двигаться в зоне нашего поражения. Мы из ВДВ. Тульские.

— Здорово, — растерялся я. — Давай подумаем, что мы можем делать вместе. А вас насколько прислали?

— Дело такое… — он слегка замялся. — Пока других задач не поступит. Может, на неделю… А, может, и дольше. Тут уж как наш комбат решит.

— Давай подумаем, как нам лучше взаимодействовать.

Я достал планшет и открыл карту.

— Крайняя позиция с запада у нас тут. Вот идет дорога на Клещеевку, и нам она нужна. Трафик украинский на ней большой. Вот тут, с запада, за Клещеевку бьются наши соседи. Мы ждем, пока они подравняют нам фланг. Вот тут, с востока, в Опытном, другие наши соседи. Но у них все более-менее отлично. Думаю, что разумно вам своим агрегатом перекрыть кислород противнику на дороге. Зайдете на позицию к моему командиру «Айболиту» и будете охотиться на технику. Ну и иногда постреливать по нужным нам блиндажам в сторону Бахмута.

— Хорошо.

Было видно, что перспектива стрелять с близкого расстояния его пугала.

Я стал показывать ему съемки с нашего коптера, на которых было видно маршрут передвижения украинского танка, который нас беспокоил.

— Смотри, «Боцман»! Видишь, есть метров двадцать, где нет тополей вдоль дороги? Сможешь поджечь его именно в этом промежутке?

— Попробуем, — пробасил он.

— Они хорошо знают все наши позиции. Танк этот голый участок старается пройти на максималках. Поэтому его нужно ловить по звуку еще на выезде из Бахмута.

— Задача ясна. Когда выдвигаемся? — тут же отреагировал «Боцман».

— Давай перекусим, кофе попьем и выдвинемся.

Я посмотрел на их серьезные и слегка перепуганный лица.

— А вы чего такие серьезные, мужики? Помните, как говорил барон Мюнхгаузен?

Они молча смотрели на меня.

— «Улыбайтесь. Обязательно улыбайтесь господа! Потому что самые великие глупости на земле делаются с серьезным лицом». Обстановка у нас пиратская. Так что добро пожаловать на борт! «Боцман» с помощником нам очень пригодятся.

Медики разогрели нам кашу с тушенкой, достали соленья, и мы очень вкусно отужинали в тишине и спокойствии. У меня было хорошее и веселое настроение. Мне хотелось, чтобы у всех присутствующих было так же тепло и уютно на душе.

Мы решили подождать «Айболита», который должен был подтянуться сюда, принести ништяки, скоординировать действия и забрать ПТУРщиков с собой на позицию.

В это время пришел «Бас» со своей группой эвакуации.

На тот момент у него сформировалась постоянная группа эвакуации, которая работала настолько скрытно и профессионально, что перестала нести потери.

— Привет, урки! — поприветствовал я их, находясь в некоторой эйфории от проглоченной пищи и хорошей сигареты с кофе.

— Ты вот, «Констебль», все говоришь «урки», «урки»…

«Бас» посмотрел на меня с осуждением.

— А вот даже не понимаешь, о чем говоришь. Так сказать, не понимаешь семантического и смыслового значения этого слова. Не знаю, как кто… Чужая душа — потемки. Но, на самом деле, «урок» среди нас нет. Разве что «Кусок». Но это он пусть сам за себя скажет, когда проснется.

«Бас» задумался, собираясь с мыслями.

— По твоим понятиям, я урка, раз сидел. А это не так. Урки — это совсем другого склада люди. То есть в каком плане? Люди принципов. Рецидивисты. Понимаешь?

В его взгляде я видел учительское снисхождение к малограмотному в вопросах тюремной иерархии человеку, который объяснял гражданскому человеку базовые правила и понятия.

— Это такие люди, которые живут по определенным правилам. Они противопоставляют себя системе, которая существует в обществе — особенно власти в тюрьме и зоне. А кто из нас такой? Из моей зоны сюда записались в основном завхозы и мужики. Мы же все тут «первоходы». Да и преступления у нас тяжелые. Воров нет ни одного. А вот те, кто из других зон, кто сидел неоднократно, те, может, и урки. Хотя поди их пойми. Насмотрелся я уже на них. Урка будет до последнего ветошью прикидываться, чтобы не отсвечивать. Но если вопрется, то вопрется до конца.

— Вот! — зацепился я за слова «Баса». — Я тебя, пока мы сюда не попали, не видел. Как ты так ветошью прикидывался?

— Конечно не видел. Потому что я ж не идиот там чешуей блестеть, так скажем. Я неплохо стреляю. А на полигоне я стрелял, куда хотел стрелять. Не то чтобы попадать, а именно чтоб попадать, куда нужно. То есть я где-то там гранаты бросал — ну не туда, куда надо было, а туда, куда хотел. То есть я понимал четко: если я покажу сейчас все, что умею и знаю, меня вопрут так, что я оттуда просто не вернусь. Но у меня другая задача — вернуться домой. Но это не значит, что я где-то буду прятаться или где-то скрываться. Нет. Я буду честно делать свою работу. Но с умом. И ребята мои такие.

Он посмотрел на своих бойцов, по виду которых было ясно, что они уважают и полностью доверяют своему командиру.

— Ошибку свою осознаю. Вопрос закрыт. В вашей иерархии я ничего не понимаю, и вижу, что есть тут у вас какое-то противостояние, но в чем оно не понимаю.

— Обращайся, если что. Мы свою работу делать будем, как нужно, — закончил разговор «Бас».

Уж в ком, в ком, а в нем я не сомневался, и в его подразделении тоже.

Краем глаза я видел, что десантники не понимали, что происходит. Они молча смотрели то на меня, то на группу эвакуации и ждали, наверное, что я сейчас буду показывать свою власть и командовать. Для них такие отношения внутри подразделения вызывали тревогу, смешанную с недоумением.

— Расскажи лучше, что нового на передке?

— Да вот нашли немного трофеев.

Они положили три автомата, жетоны и документы украинских военных.

— Вот еще медицины немного.

В подвал спустился «Айболит». В этот день, как раз был «разгон»: по старой тюремной традиции по всем позициям разносили