Шрифт:
Закладка:
Его плечо дернулось, но не от приступа, он просто пожал им:
– Ты в это веришь? Что я тебя брошу? Ты моя напарница, правильно?
Я кивнула:
– Рыбак рыбака…
– Главное, не по четвергам… – научился он наконец-то ироничным шуткам. – Я уволился, когда Воеводин пригласил тебя на стажировку.
– Ты не мог меня видеть. Я понимаю.
– Я не мог представить, что сделаю это… что воткну «в нее» скальпель.
– Скажешь мне ее фамилию?
– Ты ничего не найдешь, Кира. Но если хочешь… – прикрыл он глаза.
– Анна? А дальше?
– Дальше Ракиура.
– Анна, – чему еще я могла удивиться, – Воеводин сказал, что шестую главу учебника писал не он. Помнишь обложку? Авторство книги – «В. А.». На ней классическая подпись Воеводина – буква «В» – и точно такая же буква «А».
– Думаешь, Анна написала тот учебник?
– Как минимум одну главу точно.
– Зачем?
– Просто поверь, Камиль. Как Воеводин верит в звезды.
– Звезды – ядерные бомбы, помнишь? Они ставят точку всему. И даже в истории со спорыньей.
– Нет. В нашей истории со спорыньей точку поставит камелия.
– Точку для кого? – не понимал он.
– Для тебя, Камиль. Должен ведь ты найти причину сменить фантазии о скальпеле в чужих шеях на что-то другое.
– И что там у меня в финале, Журавлева?
– У тебя не журавль, Кам, а белый аист.
– Кам… – улыбнулся он. – Меня так жена называла.
– Кама-кама-кама-кама-кама-камелия, – напела я, – знаешь эту песню?
– Маша ее напевала часто. Пробовала меня как-то растормошить. Отвлечь от работы в морге, заставить общаться с ней.
– Камиль… почти Камелия, что расцвела шесть лет назад, а ты и не заметил.
– У вас с Воеводиным батл? Осьминоги, кальмары, журавли, камелии? Я – патологоанатом, сотрудник морга. Я понимаю на латыни, но не на языке романтических аллюзий.
Я описала глазами круг, беря его за руку:
– Твоя жена Маша Зябликова назвала дочку Камелия. Она зовет ее Лея, а имя дала в честь ее отца – Камиля. В честь тебя. Поздравляю, теперь ты папа, Смирнов.
– Что?.. Кира… У тебя токсин не выветрился. У нас с Машей не было детей.
– Она уехала, не сказав, что в положении. Кто купил фотографии пляжа и камелий, которые я приняла за розы?
– Маша… мы виделись с ней в тот день последний раз.
– Ты просто не полюбил ее так, как ту девушку с острова. Она чувствовала это, потому уехала в Калининград. Но твоя дочка… Лея. Я видела ее… как я сразу не поняла, что она твоя копия!
– Ты ошибаешься… Я не верю…
– Мне даже ДНК-тест не нужен, чтобы точно знать. Лея – твоя дочка. Придется тебе поверить. Ты служишь в бюро Воеводина. Красивое уравнение судьбы, не правда ли? Воеводин бы сказал, что дочка – твоя звездочка в руках, а мы с Аллой говорим, что она твоя карта к спасению.
– Мы с Аллой?
– Какой смысл отрицать, Камиль? В ней и во мне одинаковый геном. Прекрасный и ужасный, как термоядерная реакция внутри звезды. Звучит красиво, но может убить целую планету.
Камиль ничего не сказал. Я отвела взгляд, когда ощутила его горячие руки, сомкнувшиеся вокруг меня в объятии, и влажную щеку, прижавшуюся к моей щеке. Нет, сердце Камиля и миндалевидное тело его головного мозга все еще оставались внутри, а не на какой-нибудь полке холодильника между маринованными огурцами и томатной пастой.
Из его глаз текли горячие слезы, из тела вырывались рыдания, и пусть он отпускал сейчас навсегда свою Анну, выплакивал ее, забывал. Стирал не только ее глаза, но все изображение целиком, что рисовал когда-то с лучшими профайлерами, составителями портретов для объявлений «их разыскивает полиция».
Сердце Камиля больше не искало. Оно готово было обретать. И я давно не была так счастлива, как сейчас. Кем бы ни была его загадочная Анна, она привела его в эту самую точку созвездия, замкнув линию его судьбы. Как сказали бы мы с Аллой, она поставила знак равенства между Камилем и Камелией.
* * *
Два месяца спустя я жила в новой квартире, съехав с той, которую мне когда-то помог арендовать Женя.
Как удобно он придумал – прямо над кафе «Вермильон», где время от времени я покупала круассаны из муки со спорыньей, что меня и травила. Моя подруга Алина и остальной персонал кофейни ничего не узнали о причине закрытия сети. Вспомнив старых знакомых в кофейне «Биб», я помогла Алине устроиться туда менеджером.
Все пострадавшие, доведшие себя до смерти необычными способами, тоже покупали булочки в сети этих кафе возле своих домов. Токсин оказался настолько сложным по структуре (я не удивилась ни на грамм), что расшифровке не поддавался. В нем были схемы, что не только сводили ученых с ума, но и добавляли Алле гениальности.
Пятнадцатилетний парень, как и я, выиграл корзину с выпечкой в кафе по лотерейному билетику. Он получил одно из сильнейших отравлений из всех. Дозировки хватило, чтобы он с точностью вспомнил расположение вен человека, потому что недавно смотрел об этом научную программу (эти нюансы по делу рассказал мне позже Камиль).
Гимнастка, очевидно, решила, что выступает на олимпиаде. Содержание токсина в ее крови было минимальным.
Женщина с землей почувствовала сильнейший голод, потому что полжизни просидела на диетах, запрещающих сладкое. Землю она, скорее всего, приняла за шоколадную крошку.
Кума военного с гитарой мечтала выступать на сцене, пробуясь в молодости во всевозможные проекты и шоу, где искали певцов. Свой номер она исполнила в софитах фар несшейся на нее фуры.
Сценарист самостоятельно удалил себе зубы в преддверии установки новых имплантов, а студентка с циркулем смогла решить все задачи начертательной геометрии, хоть и не посетила ни одной лекции по предмету, только вот ватманом стало ее тело, а не бумага.
Капитан катера мог съесть стекло, решив, что закусывает салом элитную водку. Полина, как принцесса на венском балу, короновала себя расплавленной короной.
Во мне токсин усилил скрытую агрессию. Я действительно целилась на «Инфинити» в Феликса, а не в бензобак. Кажется, в те разы я просто удачно промазала. И Максима порезала тоже я, чуть было не повторив все то же самое с Камилем битым стеклом.
Моя экселевская табличка свелась к единственной ссылке из всей инфраструктуры с мест трагедий – единственным совпадением стал кафетерий «Вермильон».
Сеть «Вермильон» закрыли за час, и ледяной лабиринт в Оймяконе тоже, расстроив туристов, которые не успели сделать селфяшки напротив склепа Воронцовой, самой же ее там никогда не было.
Территорию лабиринта оцепили, выставив круглосуточную охрану.