Мальчишка вновь прижал ее к себе, и последние слова затерялись где-то у него на груди. Они словно вошли внутрь тела, коснулись сердца и погладили его. Оно подалось, потянулось к ним и впитало.

Энди спал. Он не заметил, как уснул. Усталость давно преследовала его и только ждала, чтобы свалить с ног, добавив балл к своему счету. Огромная кровать… Странно, но у нее женский характер. Нет, не потому что она хранит легкий запах духов. Она похожа на Дженни, с легким телом корпуса и изящными одеждами-покровами. Она такая же спокойная и ласковая, изнеженная и одновременно застенчивая. Мальчишка может довериться ей и стать немного слабее. Она скроет это, интимно спрятав от чужих глаз. Запах цветов из оранжереи. Рядом, на маленьком столике изысканный букет. Джен обожает цветы. Аромат стелется тонкими кружевами, покрывая сон парня невидимым легким куполом. Пугливые блики на стене осторожно крадутся феями, взмахивая прозрачными крылышками. Они будут танцевать всю ночь, увлекая за собой сны мальчишки, а тишина наигрывать на флейтах молчаливую нежную мелодию. Светлые днем и глубокие ночью нежно-зеленые стены ограждают маленький оазис жизни посреди безжалостной раскаленной пустыни мира. Энди спит, набираясь сил, чтобы вновь и вновь преодолевать песчаные барханы судьбы.

Дженни счастлива. Ходит босиком прозрачной тенью и радуется. Ее маленький план сработал, и она довольна теперь. Не зря она сидела на краю ванной, плеская рукой в бегущей воде. Она ждала, что Энди уснет, не дождавшись, и он уснул. Ей хотелось лечь рядом, прижаться губами к спине и ни о чем не думать, но… Вдруг он проснется? Эта его совесть. Она кружит вокруг, оборачивая мальчишку коконом, и ему не выбраться. Сколько бы он не делал шагов, сколько бы не пытался перешагнуть предел, она смещается, и парень вновь оказывается пойманным ею. Она слишком велика. Наползает низкой грозовой тучей, извергается вулканом, и он погребен под его пеплом. Совесть. Она отделяет его от мира. Изолирует в одиночной камере, и он покорно несет ее наказание.

Выцветшие солнечные лучи режут на полоски неопределившееся утро. Они пробиваются макаронинами сквозь решето облаков, словно проверяя их на просвет. Ветхие. Поистрепались. Износились от времени. Дженни не спится. Она открыла глаза внезапно, словно что-то побеспокоило ее. Наверное, солнце, выбираясь из постели, скрипнуло, зацепившись за что-то лучами. Ей интересно рассматривать, как Энди спит. Разогрелся. Ворочается. На плече птица в клетке неровных полосок от складок на белье. Колечко влажных волос за ухом. Почти детские губы с росчерком совсем не детского шрама. Мальчишка кажется ангелом. Он взрослее подростка, но юнее взрослого. Лицо, по которому разлита безмятежность, пока… пока он не откроет глаза. У него не детский, не юношеский и даже не взрослый взгляд. Он смотрит глазами человека, испытавшего долгую жизнь. Отяжеленный взгляд, который не верит никому. Уже не верит никому.

Последние мгновения. Еще немного, и Энди проснется. Он еще колышется на волнах, которые поднимают его откуда-то из глубин, чтобы дать еще один день испытаний… унижений… недоверия…

Как он злился! Как нервничал! А Дженни смотрела и улыбалась. Никуда он не опоздал. Ничего не пропустил. И мир, как не странно, устоял, не обрушившись во время его сна. И день наступил вовремя. И время не забыло, что должно идти. Энди что-то говорил, метался, создавая в спальне ненужную турбулентность, а потом вдруг остановился, взглянул на Дженнифер и решил покраснеть. Как же так?! Он проспал не только оплаченные часы, но и всю ночь, и даже кусок утра, хотя должен был…

— Не должен, — улыбнулась миссис Эдда. — Твой сон стоит дороже твоего мастерства. Показать мне, что ты умеешь, ты всегда успеешь. Да я и так знаю. К тому же, сегодня все равно ничего бы не получилось. Ну, в силу некоторых женских особенностей.

Энди вошел в некоторый ступор, ничего не понял про некоторые особенности женского организма, но все же решил не уточнять.

— Милый мой, — нежно произнесла миссис Эдда, — тебе надо остановиться. Ты даже спать не можешь спокойно. Все время во сне дергаешься. Что с тобой будет через год?

— Дженни, — парень понял, что самое время сказать о своей просьбе. — Я хотел попросить тебя об одной услуге. Мне нелегко это сделать, но, поверь, больше некого просить. Видишь ли… не знаю, с чего начать.

— С начала.

— Я хотел попросить тебя стать моим доверенным лицом в одном деле. Я… я…

— Энди?

— Не знаю, смогу ли я собрать всю необходимую сумму для Роя. Я хотел бы, чтобы ты хранила у себя эти деньги и, если со мной что-нибудь случится, отправила ему, — наконец, выпалил мальчишка и выдохнул.

— Та-а-ак, — неуверенно произнесла Эдда. — Если сказать, что мне нравится то, что ты сказал, то это не так. Что значит, если с тобой что-то случится?

— Это на всякий случай. Конечно, я не могу подохнуть раньше, чем сделаю это, но всякое случается в жизни.

— И как ты хочешь, чтобы я себя чувствовала после такого заявления?

— Дженни, ты самый близкий мне человек. Ты — человек, который знает все, что со мной происходит. Ты — человек, которому я бесконечно обязан и доверяю…

— Поэтому ты решил сделать мне больно?

— Прости. Я не хотел. Не должен был валить на тебя все это. Ладно, забудь. Давай считать, что ничего не было, и я ничего не говорил.

— Нет, постой. Я могу сделать для тебя все, что угодно, но при одном условии. Ты сейчас же пообещаешь, что с тобой ничего не случится.

— Я могу пообещать, но это будут лишь слова. Единственное, что я могу гарантировать, что я постараюсь, чтобы со мной ничего не стряслось. Просто я должен быть уверен… мне надо знать, что при любом раскладе Рой получит эти гребанные деньги. Я хочу быть уверен, что не зря мучаюсь.

— Мне надо пару минут на раздумье, — серьезно призналась Дженнифер. — Посиди, я сейчас.

Она вышла, оставив Энди в тумане неопределенности. Он почувствовал какую-то вину, словно втягивал Джен во что-то неправомерное. Эти его проблемы. Сотни тонн его проблем. Он погряз в них так глубоко, что еще чуть-чуть, и он уже не сможет продохнуть. Они все прибывают и прибывают, и решать их по мере поступления уже не получается. Он просто не успевает. Парень чувствует себя изможденной кобылой, которая из последних сил тянет груженую повозку, у которой поочередно отваливается колесо за колесом. Вскоре Дженнифер вернулась с толстым журналом.

— Это он? — спросила она сухо, протягивая его мальчишке.

Увесистый буклет, сброшюрованный из мелованных листов с фотографиями с какой-то выставки Роя, наверное, пятилетней давности.

— Что это? — спросил Энди потерянным голосом.

Как только он открыл каталог, с его страниц посыпалось волнение. Оно заполнило пространство, забилось в поры кожи, проникло с вдохом в легкие, всосалось в кровь. Оно давило, но продолжало множиться, существуя по своим, отдельным от Энди законам.

— Это он? — повторила Джен, но слова тоже звучали, словно отдельно от нее.

— Да, — мальчишке едва удалось вытащить слово из-под обрушившейся тяжести.

Он листал журнал, и мир вокруг словно разделялся на фракции. Он перемешивался, выстраивался в невнятные конфигурации, пока… если можно убить человека одним ударом, то кто-то уже нанес его. Фотография с креслом. Гладкое тело. Рука на глазах. Бог его жизни. Демон его жизни. Пропасть его жизни, в которую он рухнул, чтобы разбиться вдребезги.

— Откуда у тебя?

Энди поднял глаза, словно зачерпнул из чаши страдания. Тяжелый, потемневший, с чугунным весом взгляд, а в нем, как отпечаток, авторское клеймо Роя.

— Посещали с мужем презентацию, да какая разница?! Скажи мне, — взмолилась Дженнифер, — я должна знать… Перед тем, как скажу тебе: «Да, я все сделаю», я должна знать, почему, Энди?

— Джен, — парень выпрямился, расправил плечи и улыбнулся, но как-то горько и с досадой. — Я люблю его. Я люблю его так, что готов потратить все силы, здоровье и жизнь, добавив к этому все, что смогу, лишь бы оправдаться в его глазах. И чем больше проходит времени, чем дальше это от меня, тем сильнее мое отчаяние. Я схожу с ума от одной только мысли, что он думает, потому что не готов ответить. Я знаю, что уже никогда не смогу быть с ним, и это настолько больно, что мне едва удается терпеть.

— Никогда не сможешь с ним быть?

— Я — проститутка, Дженни. Прости, что говорю это тебе, но ты знала заранее, а он не знает. Как можно быть с человеком, готовым подстелиться под любого, кто платит за это? Я не надеюсь даже, что когда-нибудь он пожелает испытать отвращение, просто