Шрифт:
Закладка:
Энди заглянул к Алексу в палату.
— Я уже не ждал тебя, — удивился Алекс.
— Зря. Я думал о тебе.
— Ты сегодня поздно.
— Брал уроки волшебства. Тема — как раздвинуть сутки, чтобы все успеть.
— И как?
— Хреново. Знаешь, начинаю тебе завидовать.
— В смысле?
— Я уже не отказался бы полежать в больнице просто, чтобы полежать. Ты не понимаешь своего счастья. Отдых — великое благо.
— Ложись, отдохни немного, — предложил Алекс, отодвигаясь на кровати.
— А если я усну, что ты будешь делать?
— Убивать любого, кто рискнет этому помешать.
— Заманчивое предложение, — заключил Энди, пристраиваясь на краю койки.
Они разговаривали, но разговор получался несуразным, словно нарезанным на отдельные фразы, между которыми втискивалось чувство какого-то стеснения.
— Я жду тебя, даже когда ты здесь, — вдруг признался Алекс и сделался очень серьезным.
— Зачем? Я же здесь, — Энди пытался вырулить разговор, но понимал, что не справляется с управлением.
Его словно выносило на встречную полосу, и он уже видел неизбежность лобового столкновения, но ничего не мог сделать. И оно произошло. Они столкнулись, и уже невозможно было разобрать, кто в этом виноват. Надо было жать на тормоза, но и тот и другой перепутали педали, прибавляя до отказа газ.
— Че-ерт! — воскликнул Алекс, когда понял, что все уже произошло.
Он соскочил с кровати, сжал голову ладонями и заметался по палате. Сквозь его движения сквозило отчаяние. Они были резкими, бесцельными и обрывочными. Алекс вдруг остановился, замер, а после повернулся, глядя на Энди через плечо.
— Это что получается, что я теперь…
Он не смог произнести окончание фразы вслух, словно боялся услышать сам.
— Нет, Алекс, — спокойно ответил Энди. — Ничего не получается. Это всего лишь ошибка. Прости. Обещаю, это не повторится снова.
Но парню показалось мало объяснений Энди. Он словно хотел услышать, что ничего не было, и ему лишь почудилось.
— Постой, — не унимался Алекс, — значит, ты…
— Я – гей, — спокойно сказал Энди, —, но это ничего не значит, потому что ты - нет. Никогда не был и никогда не будешь.
Он оделся и, не оглядываясь, вышел из палаты.
Энди завел мотоцикл и вновь поехал в степь. Ему хорошо там. Там нет ни лжи, ни боли, ни разочарования. Прерия — как константа. Начало отсчета. Она позволяет думать. Есть у этих песков мудрость. Древняя, глубокая. Перед ней можно раскрыть оболочки души, и она будет баюкать ее на ладонях, бережно покачивая, как дитя. Это единственный уголок мира, в котором для парня еще есть пристанище. Легкий ветер накладывает на обожженное сердце ментоловые повязки. Едва касается, словно боится потревожить воспаленные раны. Закат по одной задувает свечи, тихо расстилает сумрак, подтыкая края одеяла. Иноходец-одиночка. Ни мустанг, ни волк, просто уставший путник, в кровь стерший жизнь на каменистой дороге судьбы. Степь позволяет думать. Вырезает тебя, перенося за кадр, чтобы можно было взглянуть со стороны. Картины жизни стелятся полотнами, складываясь в голограмму. Статичные фигуры. Статичные чувства. Статичные связи. Можно взять любую деталь, рассмотреть и понять, только понять страшно. Все связи надорваны. Они как стершийся пеньковый канат. Еще держат, но волокна трещат, выстреливая ежом оборванных концов. Энди один. Мир не принимает его, выдавливая смоляной каплей. Он как неприкаянная душа бродит в поисках успокоения. Никто не оплакивает и не молится за него, и он совершенно один. Он еще может выжить, если перейдет в категорию «нельзя». Нельзя привязываться, нельзя любить, нельзя надеяться, нельзя чувствовать. Это забирает силы, и они уходят безвозвратно. Он как прокаженный должен избегать людей, прячась под непроницаемыми покровами. Еще немного, и всем будет видна его обезображенная жизнь. Как он попал в эту клетку, обтянутую мелкой сеткой? Когда потерял из нее выход? Когда успел смириться, припадая дрожащими пальцами к ее холодному плетению, чтобы почувствовать самыми кончиками пальцев мягкую теплую жизнь за ее пределами? Прерия позволяет думать. Энди в который раз снес в голове все, к чему пришел, чтобы начать думать сначала. Ничего нового. С какой стороны не подходи, выходит одно и то же — ему плохо.
Мрак крадет мысли, уносит и прячет. Может быть, в темноте это станет не так страшно? Парень подумал об Алексе. Ему, наверное, хуже, хотя… Геями рождаются или становятся? Если последнее, то где причина? Рой. Здесь без вариантов. Энди — не исключение. У него их тоже не было. Харизма Роя пожирает. Чуть коснувшись ее однажды, прилипаешь навсегда. Мальчишка подумал о том, что было с ним наутро после первого ЭТОГО. Он вспомнил, как шарахалось его сознание, путаясь с осознанием, и все бурлило, сталкиваясь с самим собой. Как был потерян Маккена, и какую чушь нес Стив. Стив… Стив… Как только он понял? Он говорил, что Рой дал выбор. Нет, не дал. Как можно было выбирать Роя из Роя? Как можно было вообще что-то выбирать, когда сердце Маккены тихонько стучалось в спину, словно спрашивая: «Как ты, дружок»? Как я? Пытался понять, куда после взрыва разлетелись собственные ошметки. Собрал себя в кучу и стоял над ней, соображая, что теперь делать с этим беспорядочным набором. Промучился весь день, так ничего и не достигнув, а ночью принес это все Рою, и он собрал. Быстро. Словно знал схему, а после повернул ключик, и механизм заработал. Как часы. Отсчитывая дни, месяцы, жизнь, пока Маккена рывком не смахнул со стола. Теперь все бесполезно. Мертвые, сломанные часы, которые не отсчитывают уже ничего.
Прерия позволяет думать. Голые мысли, попавшие в круг. У круга нет начала. Нет конца. Вот они и оборачиваются циклично и бесконечно. Энди повернул ключ зажигания. Сонно заурчал мотор, лениво набирая обороты. Чихнул в глушителе отработанной смесью. Прогнал по трубкам адреналин и сорвал с места мощное тело, пугая темноту басистым ревом.
— Дав ждет тебя, — сообщил охранник, когда Энди появился в дверях.
— Что ему нужно?
— Насколько я понимаю, у тебя долгоиграющий контракт.
— Какой еще контракт? — не понял парень.
— Ну, очевидно, постельный.
— И что, он торчит в клубе в такое время, чтобы рассказать мне об этом?
— Знаешь, он как-то не додумался мне сообщить. Велено передать, я передал, а за подробностями — к нему.
Энди поднялся к Смиту.
— Зачем звал? — не здороваясь, с порога начал мальчишка.
— Садись, — мягко предложил Дав. — Выпить хочешь?
— Яду и побольше.
— Уверен, после того, что я тебе предложу, ты передумаешь.
— Предлагай.
Смит выписал по кабинету неровную восьмерку.
— Есть клиент, желающий выкупить твое время на месяц вперед. По три часа в день. Вернее в ночь.
Смит сделал паузу, изучая реакцию парня. Реакция тормозила, потому что перед ней тормозила логика, а перед логикой способность вообще думать. Это происходило неравномерно, приведя ситуацию к полному мыслительному коллапсу.
— Кто? — выдавил Энди, смутно соображая, что от этого сейчас будет зависеть и реакция.
— Он пожелал остаться инкогнито, прислав доверенное лицо.
— И чего ты от меня ждешь?
— Энди, насколько я мог заметить, в последнее время тебя больше интересовало «сколько», а не «кто».
— Знаешь ли, совсем небольшая разница перетерпеть какую-нибудь мерзость один раз или вляпаться на целый месяц. Тебе так не кажется?
— Скажу больше. Этот человек внес предоплату и выдвинул условие.
— Он еще и условие выдвигает?
— Видимо, ему очень нравится проводить с тобой время, потому что он отказался от скидки в твою пользу. Видимо, он осведомлен о доле, которую ты получаешь. Я потрудился и посчитал, это будет двести долларов в день или девять тысяч долларов в месяц.
— Он что, умалишенный?
— Видимо, да, хотя, ничего не могу сказать. Вот деньги.
Энди пересчитал. В пачке оказалось десять тысячных купюр.
— Постой! Здесь десять, а не девять тысяч.
— Клиент пожелал, чтобы ты купил себе одежду.
— Дав…
— Энди, я давно занимаюсь этим, но такое вижу в первый раз. Ты чертовски удачлив.
— Видимо, я действительно неплохо трахаюсь. И что я должен теперь делать?
— Видимо, продолжать неплохо трахаться. Посыльный сказал, что в половине одиннадцатого тебя у входа будет ждать такси.
Парень взглянул на часы. Половина десятого. У Энди в голове тоже половина десятого, только не утра, не вечера,
