Серый асфальт. Посеревший пейзаж. Низкое с сероватыми подпалинами небо. Сколько ж оттенков у серого? Даже воздух какой-то осенний, сырой и серый. Да, и настроение у Роя не лучше. Монотонно тянется трасса. Создается впечатление, то ли время растянулось, то ли Литтл Рок отодвинулся на тысячу километров, то ли дорогу перестроили, и она теперь пролегает через северный полюс, но только Маккена устал ехать. Он даже не знал толком, зачем едет. Просто ехал и все. Одна единственная мысль неопределенно раскачивалась в голове — дать объявление в местную газету с фотографией Энди, указать вознаграждение и ждать. Особого оптимизма это не доставляло, поскольку Стив уже предпринимал попытки делать то же самое. Отклика не последовало, словно парень стал невидимкой. Надежды почти не было, поскольку прошло уже достаточно времени… Рой спохватился. Полгода. Двадцать восьмое октября два дня назад ставило точку, подводя этот период.

Ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое только полгода назад сдвинула фундаментальные материковые плиты Маккены. Жизнь сотряслась, треснула и разъехалась, разорванная бездонным зияющим каньоном. Берега расползлись, и мутная, пересыщенная грязью вода непонимания размыла между ними связь. Рой уже ни на что не надеется, просто хочет найти Энди. Увидеть его. Убедиться, что он здоров. Просто хочет сказать «прости». И это уже много. Цепочка с кулоном на груди, а внутри колечка «я люблю тебя, Рой». Такие простые слова. Такие сложные слова. Словно кадр с иной кинопленки, случайно вклеенный в другой фильм. Маккена столько раз снимал подвеску, чтобы еще раз увидеть надпись. Он изъел ее глазами, истер взглядом, но она вновь и вновь проступает татуировкой поверх его жизни. Она - как пуля, застрявшая в вене, о которую спотыкается кровь. Как шип, вросший глубоко в ступню. Как песчинка, попавшая в глаз.

Впереди туман неопределенности. Что Рой собирается в нем искать? Какие приборы ночного видения надевать, что б хоть что-то разглядеть? Иголка в стоге сена покажется бревном по сравнению с тем зерном, которое унес и обронил где-то ветер. Можно не верить, что человек способен испытывать столь глубинные чувства. Можно сомневаться, что переживания могут изъесть душу в ветхое тряпье. Можно спорить, доказывая, что этого не может быть. Можно. А смысл? Это есть, и Маккена мучается. Человек - как сосуд из плоти и крови, заполненный душой. Законченная сложившаяся комбинация, что дает индивидуальность. Логичная и хрупкая. Жизнь — пугливая птица. Шарахнулась и исчезла. Кровь, запечатанная в тонкие стенки сосудов. Теплая, позволяющая жить. Что должен испытывать человек, понимая, что тело сломано, оболочки кровотоков надорваны, и жизнь повреждена? Кровь на коже, как засвеченный фотокадр, и именно Рой засветил его. Линия на осциллографе, как пикающая садящаяся батарейка. Импульсы остаточной жизни. Нарушенной, смятой и исчезающей. Той, которая незаметно стала его кровотоком. Маккена, как преступник, что возвращается на место преступления. Что он хочет там увидеть? Что желает испытать? Что будет искать в измятой траве?

Рой мучается. Нескончаемая полоса дороги. Такая же нескончаемая полоса мыслей, только свернутая в кольцо и оборачивающаяся по кругу. Он не может из нее выйти. Крутит барабан, бежит белкой, останавливается, и тогда барабан прокручивает его. Маккене неуютно внутри себя самого. Он стал свидетелем собственной низости, и тычет теперь сам себя в это до бесконечности. А цена этой низости? Пара десятков долларов против десяти тысяч, что сейчас у него на запястье. Ролекс с треснувшим стеклом. Энди вернул часы, забрав лишь собственную надколовшуюся жизнь. И банковская карточка сейчас у Маккены все с той же парой десятков долларов. Много это или мало? Для Роя это не деньги, для Энди — цена жизни и стоимость смерти. Это одно и то же. Равный обмен. Купить смерть, чтобы расплатиться жизнью. Не страшно ли? Наверное, в самый раз за беспорядочно набитый в тело сломанный набор жизни. Вещь из магазина ношенных вещей «секонд хэнд», где ветхий товар свален кучей в контейнер и не имеет цены, продаваясь на вес. Стоимость за килограмм, и весам все равно, что на них кладут.

Мысли залепляют мозг, и Рой понимает, что не помнит, как проехал последние километров десять. Он не помнит, тормозил или нет, были ли светофоры, повороты или еще что-то. Тихо работает автопилот, и черный ящик записывает переговоры мыслей. Голод скребется кошкой в желудке, и плохо до тошноты. Маккена остановил машину возле придорожного кафе. Внутри немноголюдно и сонно. Пластами стелется шепот разговоров. Замасленный небогатый интерьер. Бармен, он же официант, безэмоционально и устало принял заказ. Какое-то невнятное блюдо дня и кофе. Такой же безэмоциональный вкус и подача, но Рой не замечает, потому что уже минут двадцать не сводит глаз с мальчика-уборщика. Тощий, почти прозрачный, с покатыми плечами и темными волосами, собранными в хвост. Бледное лицо с глубоко-посаженными и оттого кажущимися ввалившимися глазами и несмело пробивающимся пушком над верхней губой. Парень убирает со столов посуду, относит куда-то, а после возвращается с чистой. Нет, он совсем не похож на Энди, хотя… если только кусочком судьбы и возрастом. Может быть, парень тоже живет под своим мостом, но он счастливее Энди. Убирает посуду, не столкнувшись с таким вот Роем, как он. Не надо. Не старайся спасти чью-нибудь жизнь. Лучше выбери свою. Маккена попросил счет, добавил к нему сотню долларов и быстро покинул заведение.

Тот же мотель недалеко от Литл Рок. Октябрь. Вечер. Жизнь в таких городах особенная. Все оживает в одночасье и затихает в одночасье, словно нацеплено прищепками на одну веревку. Ветер покачивает ее, а она увлекает за собой все, что на нее нанизано.

Энди вышел из душа. Он только что отмылся от Дава, а через пятнадцать минут у него двухчасовой клиент в черно-белой спальне. Парень отчасти рад, потому что знает его. Энди уже давно разделил своих наемщиков на категории. Вышло пять. Джен, вполне приятные, никакие, омерзительные (там же извращенцы) и Дав. Пока день выглядит вполне удачным. Клиент относится к категории вполне приятных, и парень рад этому. Что будет дальше, неизвестно, но выбирать не приходится, поэтому — будь, что будет. Снизу обрывками доносится музыкальный грохот. Клуб работает по расписанию. Начало недели, и шоу нет. Трансвеститы помнутся на подставках пару часов, а в остальное время публика будет предоставлена самой себе. Энди не очень любит такие дни, ведь его интересуют деньги, а среди столь немногочисленной толпы особо не заработаешь, поэтому он решил сегодня не спускаться на танцпол. Можно же, в конце концов, дать себе немного отдыха. Он уже и не вспомнит, когда выспался в последний раз. Его жизнь — как разорванный канат, концы которого он из последних сил пытается удержать. С одной стороны его удручает ссора с Дженни, с другой непонятное откуда свалившееся увлечение Алексом. Какой-то запутавшийся в своих доказательствах закон сохранения энергии. Такая хрупкая, нежная, эльфообразная госпожа Эдда с характером не мягче кремня, и сильный, огромный, основательный Алекс с наполнением плюшевого мишки.

Энди растянулся на кровати, заложил под голову руки и улыбнулся. В общем-то, чтобы испытать счастье нужно совсем немного. Просто увидеть первые шаги Тиу, и он увидел. Она боится. Боится боли, боится неудачи, боится понять, что может это сделать. Такие долгожданные шаги. Первые. Нерешительные. Неуклюжие. Отвыкшие ноги едва удерживают ее. А Мартин плакал. И Джил плакала. Энди тоже хотел, но сдержался в последний момент. И вот сейчас, в эти несколько минут отдыха загнанные внутрь слезы все же заблестели в его глазах. Мальчишка счастлив. Он смог дать Тиу то, что так безжалостно вырвал у него Рой. Надежду. Он собрал ее из ничего, из обрывков хлопушки, бережно наполнив мягким пухом. Вот она. Несмело пробует силы, и какая разница, сколько она стоила?! Он не хочет об этом думать. Наверное, стоит быть благодарным Маккене за то, что он заставил его стать сильным. Заставил напрягать ветер, взнуздывать его взмахами расправленных крыльев. Заставил скалить зубы и молчать на закрытых вечеринках анонимного клуба Дава, глядя, как сквозь подступившие слезы расплываются два слова, татуированные на средних пальцах рук. На левой со стороны указательного — TOLERATE (1), а на правой на таком же месте — RESIST (2). Они нужны ему. Очень. Страховочный трос, который должен удержать его в мгновенья оглушающего падения, когда цепляться попросту не за что. Он должен видеть их. Всегда. Он заложил в них жизненное кредо в противовес беспощадной судьбе.

Одиннадцать. Энди