Шрифт:
Закладка:
— Я смогу, — вдруг произнес Энди уверенно, и пространство начало складываться и преобразовываться, как будто шла компьютерная инсценировка, пока не выстроилось в мощную гранитную колонну. Я смогу. Я СМОГУ! Даже, если весь мир вывалится перед ногами бесформенной кучей, я перешагну и все равно смогу, потому что хочу. Парень уже знал, что перешагнул черту, за которой каждая клетка этого пространства, каждое ядро вакуума, каждое наполнение протона будут ему нужны, будут забиты в расписание нечеловеческих усилий. В расписание его выживания.
Энди поехал к Джен.
— Что случилось? — забеспокоилась миссис Эдда. — У тебя такой вид, будто ты собрался умирать.
— Собрался, Дженни. Можно, я просто поговорю с тобой?
— Ты меня пугаешь. Что?
Мальчишка прошел, сел за стол, опрокинув голову на сцепленные пальцы. Женщина опустилась рядом, по-матерински нежно обняв за плечи.
— Ну-ну, — ласково подбадривала она, — нет неразрешимых проблем.
Энди не поднимаясь, повернул голову, взглянув Дженни в глаза.
— Что со мной не так?
— Дорогой мой, вначале объясни, к чему этот вопрос?
— Кто дает человеку мечты? Кто заставляет хотеть? Кто определяет, чего они будут стоить?
— Наверное, внутренняя божественная суть. Та, что отличает живого человека от мертвого. Человек живет, пока может хотеть.
— Но ведь мечты пожирают.
— Это не так. Они дают смысл.
— Смысл чего?
— Смысл жизни. Мы сами определяем его. Когда ты потерялся и не знаешь, куда идти, он как вешка на горизонте дает направление.
— Вот именно, что вешка на горизонте, но горизонта нет. Это лишь иллюзия, а значит, и мечта — иллюзия.
— Вбей вешку, и она не ускользнет.
Энди отодвинулся от стола, сложился котенком, положив голову Дженни на колени.
— Ты еще совсем маленький мальчик, — улыбнулась она. — Тебе мама нужна.
— Вот только игрушки у меня далеко не детские, — вздохнул мальчишка и замер.
Дженнифер сидела тихо, продолжая поглаживать Энди по волосам. Мягкие. Избалованные. Всегда вкусно пахнут, но запах мужской, с претензиями. Джен смотрит осторожно, как Энди спит, и легкая линия досады пронизывает губы. Беспокойный сон заставляет подрагивать ресницы. Совсем еще мальчишка со взрослой жизнью. Тонкие темные волоски спокойным изгибом вычерчивают бровь. Есть в ней что-то женственное, если бы не жестокая отметина шрама. Порог жизни. Энди говорил, как споткнулся о него. Необъяснимое противоречие. Он любит того, кто умеет быть жестоким. Того, кто разбил это зеркало отражавшее любовь. Этот мальчик мог бы быть ее сыном, но жизнь столкнула их на других условиях, и они оба приняли их. Камушек в ухе весело сверкает переливами, словно и не впитал всей пролившейся жизненной грязи. А парень впитал. У него взрослые глаза. Слишком взрослые. Энди живет на полную катушку, только вот смотана она далеко не из шелковых ниток.
Прошло минут пятнадцать. Он вздрогнул и резко поднял голову.
— Я уснул, что ли?
— Немножко.
— Черт! Старею, видать. Сколько времени.
— Что-нибудь около семи.
— Чего ты не толкнула меня? Спал бы и спал. У тебя такие теплые колени. И уютные.
— Ты валишься с ног. Так нельзя. Я волнуюсь за тебя…
— Не стоит этого делать. Начнешь, когда свалюсь с шеста, а пока я в порядке. Слу-у-шай. Мне сделали предложение, от которого я даже с трудом не смог отказаться. Теперь не знаю, плакать или смеяться.
— В чем разница?
— Плакать я буду, когда надорвусь, а смеяться — когда проплачусь.
Дальше Энди рассказал Дженни о своем разговоре с корейцем.
— Времени вообще не остается, чтобы просто передохнуть, а мне еще сколько надо работать! Я посчитал, что придется трахаться в таком темпе больше года, и это только, чтобы расплатиться с Роем. Я не говорю уже о чем-то другом. Даже боюсь представить, в кого я превращусь…
— Энди, — голос женщины приобрел шершавость. — Я давно хотела с тобой поговорить.
— Плохое вступление.
— Короче, — набралась сил Дженни, — я не возьму деньги.
— То есть? — парень не ожидал.
— То и есть, что не возьму деньги, которые заплатила в больнице.
— Хорошо. И как ты себе это представляешь?
— Так и представляю, как есть на эту минуту. Деньги заплачены. Никто никому не должен. По-моему, все предельно ясно.
— Дженнифер…
Миссис Эдда сразу не понравилось обращение.
— Я не люблю, когда меня обманывают, и тем более, когда обманывают близкие люди…
— Я не обманывала. Я передумала. Так легче?
— Послушай, — Энди все еще надеялся ее переубедить. — Однажды ложь уже обошлась мне слишком дорого. Из-за нее я потерял даже больше, чем имел. И это не предел. Мне еще терять и терять. Подумай, как я смогу себя уважать?
— Думаю. И, знаешь, к чему прихожу? Гораздо больше, чем после того, как переспишь на сумму долгов неизвестно с кем и неизвестно, сколько десятков или сотен раз. Хочу сделать тебе предложение. Ты говорил о трехстах тысячах, если не ошибаюсь?
— Ошибаешься! Уже двухстах пятидесяти…
— Тем лучше! Переспи со мной на всю эту сумму!
Энди вскочил. Нет, он уже не был маленьким мальчиком. Спокойные линии бровей исказились гневом, а взгляд потяжелел на полвека.
— Ты сошла с ума! Ты хоть слышишь, что говоришь?! Да, я торгую собой, но это честная торговля! Я продаю тело, но не совесть! Как только тебе пришло в голову уподобить меня альфонсу?! О чем ты думала?!
— О тебе! — почти выкрикнула Дженни и добавила, понизив голос. — О тебе.
— Я не то, что спать, я разговаривать с тобой не знаю как! Опомнись!
— Уходи, — вдруг сказала женщина спокойно, и очень тихо.
Энди остолбенел. Он стоял неподвижно несколько секунд, словно врос в невидимую стену, а потом махнул рукой и нервно пошел к двери.
— Не думал, что в твоих глазах я так жалок, — выпалил он сгоряча, будто убеждал себя, просто произнося вслух.
Дженни не шевельнулась. Парень не видел, как по ее щекам потекли слезы. Он не видел, как она стиснула губы, чтобы не разрыдаться. Хлопок двери заставил ее вздрогнуть. Он показался грохотом обваливающегося небосвода. Эхо рассыпалось, вздымая густые клубы тишины.
— Ты прекрасен, — прошептала миссис Эдда и расплакалась.
Энди бесновался. Опять бесновался. Обида была столь глубока, что он не мог из нее всплыть. Господи-и-и! Неужели это не все?! Неужели боль родилась вместе с ним и до срока просто тихонько где-то зрела?! Неужели они срослись сиамскими близнецами, и их уже не разделить?! Что не так, раз жизнь выдавливает его?! Люди, к которым он привязывался (нет, не будем говорить, любил) последовательно отказывались от него! Все, за что он цеплялся, осыпалось и сползало, и парень вновь оказывался на дне ямы!
В конце концов, Энди остановил мотоцикл, отошел метров на двадцать и сел на песок, обхватив колени. Прерия. Как манеж цирка. Ни декораций. Ни реквизита. Голая сцена, и он, голый, на этой сцене. Некуда спрятать мысли и чувства, нечем замазать эмоции. Только он и мир. Что ж, так тому и быть.
Вечерело. Закат раскрашивал песок в цвет подсыхающей крови. Горизонт бледнел. Даже солнце тихонько скользнуло за ширмы, незаметно задув фитилек. Караул прохлады заступал на смену, чинно обходя вверенные пределы. В голове парня — такие же тяжелые хлопья сумрака. Надо вставать. Энди обещал Тиу заехать, а с одиннадцати на три часа два клиента. Господи, как только они могут трахаться по расписанию? Решил для себя, что займется этим во столько-то, едет и занимается? А если не захочется? Все равно занимается, потому что заплачено? Парень сыт по горло. Ему даже думать противно. А что противно? Привыкни уже. Нет у тебя ничего, кроме цены за трюки на этих до тошноты красных простынях. Даже Джен… вот уж точно, от кого он не ожидал! Даже Джен взвесила его. Пересчитала. Нашинковала эквивалентами долларам. Даву нужны его страдания, ей — его стыд, Тиу — вранье, Мартину — объяснения. Почему никто из них никогда не спросил, а что ему от них всех нужно? Да, ни хрена не нужно! Ни от вас, ни от кого-нибудь еще! Нет, зря он приплел туда Тиу. Это святое. Святое-то святое. Но что она скажет, если узнает? Что ей не нужны ноги? Точно. Так и скажет. Значит, и ей потребуются объяснения. Объяснения… Объяснения… Объяснения… С его стороны. А в его сторону? Почему никто не объясняет, как он так вляпался? Как умудрился во все это впаяться? Рой и Стив, Мартин и Тиа,
