«Верь мне, но слушай себя», — пронеслись в голове мальчишки забытые слова Стива.

— Сейчас я сделаю одно признание и, надеюсь, после него у тебя не пропадет желание иметь со мной дело, — совершенно серьезно начал Ким. — Я — старый развратник.

Обана! Верхняя часть сознания Энди обернулась вокруг себя и после завязалась весьма сложным в техническом исполнении узлом. Парень растерялся, не понимая, в какую сторону теперь думать. Ён сощурил глаза в щелки и довольно сглотнул.

— Э… бе… ме, — парень пытался сформировать слова, но оказалось, что формировать попросту не из чего.

— Именно, — жестом указательного пальца подытожил свои слова Ким. — Я донельзя развращен танцами и до безумия люблю эту твердую металлическую палку. Болезнь слишком запущена, чтобы надеяться на выздоровление. Ты оказался детонатором, вновь запустившим механизм моей регенерации. Знаешь, что я решил сделать с тобой?

«Мы это уже проходили, — быстро, очень быстро подумал Энди. — Может, не надо, а?"

— Знаешь, что такое парные мужские танцы?

«Если в кровати, то да» — Энди даже не понял, что успел перебрать этот набор символов у себя в голове.

— Приблизительно.

— Приблизительно к чему?

— К парным не мужским танцами.

— Верно. Этот тренажер очень хитро спроектирован и, словно специально устроен для нашего с тобой ремесла. Я решил тряхнуть годами и потанцевать с тобой у Дава. Испробуем?

— Угу, — согласился Энди, еще не понимая, на что именно.

— Отлично. Снимай рубашку и обувь.

Парень только начал думать, по какой причине Ким пропустил в списке среднюю часть его одежды, когда кореец все прояснил.

— Наверное, это покажется странным для закоренелого стриптизера, но я считаю, что такой вид гораздо сильнее действует на публику, чем наполнение стрингов. Загадка! Недосказанность! Вот, что больше всего вызывает полет фантазий.

Энди было плевать на полеты фантазий, к тому же, что лично его фантазии уже настолько отяжелели гравитацией, что напрочь утратили навыки левитировать. Парень был сыт полетами фантазий его клиентов в постели, поэтому абсолютно не проникся эйфорией Кима.

Чертов стаканчик! И существует же такая дрянь на свете! Парень раздражается, когда он падает, а кореец смеется. Они издеваются вдвоем. Ну, как его удержать между двумя животами, чтобы он не падал? Хорошо, что Энди не был знаком с законами тяготения. Сила тяжести, масса тела, что-то там еще… Что-то из этого на что-то перемножено и чему-то там равняется, и все это не имеет смысла, потому что стаканчик падает и падает, да так быстро, словно весит пару-тройку килограммов.

— Ты должен настолько владеть телом, — подбадривает Ён, — чтобы исключить у стаканчика одну только мысль о падении.

— Как?! Кто сказал, что это возможно?!

— Я сказал. Это возможно. Я же не отпрыгиваю от тебя и не делаю никаких резких движений. Смотри, я лишь втягиваю живот. Оп!

Энди поднял стаканчик, наверное, в тридцатый раз.

— Я весь перед тобой, и живот неприкрыт. Давай в обратную сторону. Я покажу, как это работает. Делай, что хочешь, и попробуй подловить меня.

Когда мальчишка окончательно выдохся, Ким отшвырнул свой супертренажер и довольно похлопал парня по плечу.

— Не расстраивайся. Для первого раза не все так плохо. Надеюсь, ты понял, что я хочу от тебя добиться. Подумай, кто выигрывает на соревнованиях? Тот, кто может заставить себя сделать лучше, выше, дальше, быстрее. Тот, кто владеет собой. Ты должен научиться делать из себя набор деталей, где есть возможность передвинуть что-то одно или шевельнуть что-то, что потянет за собой последовательно нанизанный на нитку набор частей. Ты должен уметь двигать отдельно каждой мышцей и каждым суставом или задать толчок, который передаст рефлекс так, как нужно тебе. Понимаешь, в чем суть?

— Да, — в голосе Энди появились ноты твердости.

— Если ты думаешь, что стриптиз — высшая категория танца возбуждения, ты ошибаешься. Это далеко не так. Нет, если, конечно, ты ставишь целью получение низкопробной сексуальной энергии, достаточно спустить штаны, наклониться и раздвинуть ягодицы, но это будет пошло и грязно. Можно вывалить набор мышц, подергать ими, и возбуждение обеспечено. Я говорю о другом. Я говорю о разнице между танцем папуаса с копьем и исполнением, к примеру, балетных движений. Это такая же разница, как рисование фломастером и пастелью.

Энди заворожено смотрел на учителя. Тот подкреплял слова жестами, и мальчишка почти уже ничего не воспринимал ушами. Руки Кима магнитом тянули на себя взгляд, и парень не мог оторваться. Спустя какое-то время кореец заметил это, замолчал, заигрывая с Энди как с котенком. Он продолжал выписывать пальцами виртуальные фигуры, наблюдая за следующей реакцией.

— Конечно, — продолжил Ён, — все это ерунда. Надо забыть все, что я тут наговорил. Думаю, ты согласишься, что достаточно просто снять трусы, чтобы завладеть сердцами в зале.

— Угу, — машинально кивнул Энди, а потом вдруг спохватился. – Нет. Ну, то есть…

— То есть?

— Я засмотрелся, — признался мальчишка.

— Что, нравится?

— Ага.

— Это то, о чем я тебе говорил. Язык движений. Я управлял тобой. Научись, и у тебя будет…

— Власть над толпой. Он тоже так говорил.

— Ты о ком?

— О Стиве.

— Это тот человек, что умер?

— Да.

— Если он так говорил, понятно, откуда у тебя все это.

— Что?

— Глядя на тебя в клубе, я видел руку учителя. Не обижайся, но это как клеймо. Каких бы высот ты ни достиг, это всегда будет сквозить, как легкий полутон. Жаль, мне было бы приятно познакомиться с ним.

Энди промолчал. Он вдруг подумал, как сильно соскучился по Стиву. Он вспомнил, как выстреливали из Шона его знаменитые шутки, осыпая всех конфетти из хлопушки. Он соскучился по клубу и по старине Полу с его роскошными нарядами. А крошки Стива? Эти двухметровые лошади, на фоне которых он выглядел недоростком-пони. Он вообще соскучился по той жизни, по тому миру, где даже мост и вода, что пахнет болотом, воспринимались родными и незыблемыми. Тогда все казалось вечным, потому что пронизывало его существо, прорастало и запутывалось колтуном. Нужно было разорвать его жизнь, чтобы вырвать этот ком. Мгновенная быстрая боль пронеслась по душе Энди, словно где-то лопнула перетянутая резинка, хлестнув сокращающимися обрывками.

— Давай, детка, — слова Кима опрокинули парня в реальность, — пора лезть на шест. Сегодня я покажу тебе, как войти в Жар-птицу из двух разных положений.

— Куда? — сморщился Энди.

— Вот тебе и на! — удивился кореец. — Ты танцуешь на пилоне, не понимая, что делаешь и как это назвать? Ладно, не отвечай. Я все понял. Отступим на пару шагов назад. В полдансе, как и в любом другом ремесле есть профессиональные названия чего-то. В данном случае фигур, которые ты выполняешь. Их не слишком много. Весь танец построен на переходе от одной к другой. Фигуры — это то статичное положение, в котором ты зависаешь на какое-то время. Ты все это отлично знаешь и можешь выполнять довольно сложные фигуры. Мастерство и отличие одного танцора от другого состоит в сложности этих фигур, чистоте их выполнения и способа связи между собой. Я покажу.

Ким легко для своего возраста вспорхнул на шест. Если бы Энди не знал, никогда бы не подумал, что этот человек прожил уже полвека. Он до сих пор был гибок, грациозен и элегантен. Движения выполнялись так, что можно было решить, что они не требуют усилий. Лишь подрагивание щек выдавало силу человека, заставляющую выполнять их именно так.

— Вот Жар-птица. Ты прекрасно можешь это делать, но, — Ён сделал сильное ударение, — я укажу тебе на десять отличий между тобой и собой. Давай лезь.

Энди был поражен. Ким не упустил ничего, даже того, что от старания у него приоткрылся рот.

Уставший, но довольный Энди заскочил в больницу. Ему бы свалиться где-нибудь, но Тиа ждет. Он ведь походит с ней по коридору. Одной тяжело и страшно, а с ним спокойно и надежно. Неизвестно откуда притащился стыд, зацепился за ноги и теперь волочился тяжестью гирь. Его Жар-птица на пилоне просто пушинка по сравнению с Жар-птицей, которую сейчас выполняла Тиа. Ей было больно. Ныли еще незажившие швы, ломило кости, отвыкшие от движения, но она улыбалась. Она улыбалась! От напряжения с висков скатывались тяжелые капли, но… Она улыбалась и шла! Улыбалась и шла! Она не думала о боли. Не думала о страдании. Она была счастлива, и счастье стало столь огромным, что плескалось через край, разливаясь у Энди под ногами. Два слова «tolerate» и «resist» проступали татуировкой на каждом шаге Тиу, и она была благодарна, что может сейчас делать это. Энди связан