Шрифт:
Закладка:
– А она в своих нынешних границах останется, как вы это видите?
– Мне трудно даже как-то говорить на тему геополитики.
– А у вас есть какие-то контакты с российскими коллегами?
– У меня много друзей, знакомых среди русских писателей.
– Кто, например?
– Это не секрет. Но просто если сейчас начнутся персоналии… За каждым из этих случаев стоит своя история. Кто-то из них сейчас называет украинцев фашистами.
– Хунтой.
– Да, кто-то из них называет украинцев хунтой! Кто-то, наоборот, называет Путина фашистом… На самом деле за каждым из них стоит имя, свое дело, своя история, свои расклады. Я просто не хочу сейчас все это выносить на обсуждение. Потому что убежден: когда все это закончится…
– …эти люди будут иметь проблемы?
– Нет, не так, не в этом дело. Когда это все закончится, многим будет стыдно за свои слова.
– А может, и не будет.
– Это еще хуже.
– Вспомним политические процессы, которые происходили во времена Сталина. Дети людей, которые были преступниками, убийцами, – нормально себя чувствуют. У вас есть колонка о Донбассе: о том, как после войны будут относиться к определенным людям из Донбасса. Могут сказать: «Это они там во всем виноваты!» Да и раньше говорили: «Спасибо жителям Донбасса за президента Гондураса!»
– Да, да, да. Изначально это абсолютно цинично созданный механизм. Именно цинично, потому что целый регион выставляется активным объектом, вернее субъектом этой затеи. Так, жители Донбасса проявляли активность, они пошли на референдум и заявили, что не хотят быть в составе Украины. На самом деле никто не знает, сколько их там было, сколько из них действительно этого хотели. Там же липовые цифры. Ложные данные, ложная статистика. Никто не вспоминает уже сегодня, сколько людей выходило на просепаратистские митинги, а только – на проукраинские. На проукраинские, может быть, получалось даже больше! Были же и партизаны – оппозиция ДНР. А все это подавалось как воля региона, воля миллионов людей. Вроде они что-то хотят, что-то решают. На самом деле людей завели в огромную ловушку. И теперь они – заложники ситуации, более того, они и нас в нее втянули. Страна является заложником кризиса! Но – да, я согласен: если отвечать на ваш вопрос, то сейчас проще сказать, что виноваты жители Донбасса.
– А есть люди, которые воспринимают эту ситуацию без истерики? Как философы?
– Очень мало таких людей. Когда ты видишь утром трупы – как воспринимать это философски?
– Вы видели трупы?
– Вживую? Нет, вживую я не видел.
– По телевидению только?
– Да, по телевидению. И на фото. Вживую – не видел.
– Если человек это увидел, он утрачивает объективность и непременно становится на какую-то сторону баррикад?
– Необязательно.
– Я бы это сравнил с войной в Афганистане, которая длилась десять лет. А сколько там людей погибло?
– Мирного населения?
– Российских…
– Официально – 12 тысяч. Но на самом деле, думаю, гораздо больше.
– Сколько гибнет в год в автомобильных авариях в России? От двадцати до тридцати тысяч в год. И кого это волнует…
– Одно дело, когда погибают в автомобильных катастрофах, другое – на войне. Понятно, что это трагедия, но это какая-то небрежность водителя или несчастный случай. Но когда одни люди убивают других сознательно, – мне кажется, отношение совсем другое. Тогда на самом деле появляется большой соблазн выбрать одну из сторон баррикады.
– Огромный! А что может людей удержать? Неужели – культура? Трудно в это поверить, очень трудно…
– Я согласен с вами. Культура просто обнаруживает тотальную беспомощность. Даже – фатальную беспомощность! Потому что голос разума – он такой какой он есть. Часто он убедительный, но также часто к нему не хотят прислушиваться. Поскольку, если ты принимаешь голос разума, ты должен идти на внутренний компромисс. Должен признать, что и ты в чем-то не прав, что и ты, возможно, кое-что сделал не так. Что, возможно, и к тебе могут быть претензии. Это же сложно.
– А часто бывает, когда кто-то спрашивает писателя: «Как мне жить дальше, за кого воевать?»
– Постоянно! И это – очень непростой момент. У писателя появляется соблазн давать какие-то советы, кого-то поучать.
– А как он это может знать? Откуда? Он же только пишет.
– Вот. И я об этом говорю. Поэтому желательно, чтобы писатель не терял остатки адекватности, не играл в мессию. Мне кажется, что, когда писатели начинают заниматься геополитикой – это плохо и для писателей, и для геополитики.
– А вот как Томас Манн говорил: «Где я, там Германия…»? Вы так могли сказать? О себе и об Украине?
– Нет, это слишком громко. Я бы так не сказал.
– Как вы относитесь к ситуации с русскими книгами на Форуме в этом году?
– Вы про квотирование книг на русском? Я об этом писал. Я, в принципе, очень настороженно отношусь к каждому случаю цензуры на уровне государства. Сегодня они будут цензурировать российские книги, ссылаясь на войну, а завтра – цензурировать украинские книги, ссылаясь на то, что кто-то не поддерживает политику партии и правительства. В принципе, я бы к этому подходил – к квотированию, к ограничению – исключительно с экономических позиций. Я об этом говорил еще сто лет назад. О том, что в принципе нужно защищать свой национальный рынок, книжный в частности. Но – не на идеологических основаниях. Если мы не пускаем российские книги, то не потому, что они русские, а потому, что поддерживаем своего производителя. Иначе – это конъюнктура. Кто-то надеется заработать себе баллы перед выборами, сыграть на ксенофобии, на русофобии, подогреть общую ненависть, которой в нашей жизни сегодня и так много. Я вижу в этом элемент государственной цензуры, и это меня пугает. Если сегодня они запретят Прилепина как русского фашиста, то завтра они запретят какого-то украинского анархиста.
– О Прилепине. Вы с ним знакомы?
– Мы с ним знакомы заочно. Лично никогда не виделись. Но я постоянно говорил, что мне нравится что он пишет, а он регулярно что-то говорил обо мне.
– А дальше что было? Почему вы не познакомились?
– Ну во-первых, не было возможности, во-вторых, я все-таки понимаю, что у него немного специфические политические взгляды, которые я не разделяю. А в связи со всем, что сейчас происходит в Украине… Я даже не знаю…
– Что вы можете сейчас о нем сказать?
– Что мне его книги нравятся не меньше, чем нравились раньше.
– А «Обитель»?
– Я еще не читал. Хочу прочитать. Это не касается его взглядов на Украину, Майдан, события на Донбассе. Я говорю о нем, как о писателе.
– Он – как Лимонов сейчас.
– Каждый реализует свое эго как
