священников, заявляя, что у них нет права говорить от имени Гегемона.

На каждом углу повторяли слухи, что Ми и Солофи способны вступать в общение с духом Гегемона, и в конце концов мы обнаружили их источник, когда захватили около дюжины зеркал, обладающих странными магическими свойствами. С виду вполне обычные, будучи помещенными под луч солнца, они сверхъестественным образом проецировали на стену изображение Гегемона. Герцог Кода и я тщательно исследовали эти зеркала, консультировались с мастерами-зеркальщиками и учеными, даже разломали несколько штук, но в секрет так и не проникли. Нода Ми и Дору Солофи теперь открыто взбунтовались, и каждый день к ним примыкают еще больше мужчин и женщин, вдохновленных суеверием, что им якобы помогает неустрашимый дух Маты Цзинду.

Вместе с письмом я посылаю в Пан часть этих зеркал в надежде, что в столице сумеют разгадать их тайну. Хотя ряды мятежников растут, хотя у них словно бы из ниоткуда берется оружие, хотя мы претерпели отдельные неудачи, однако будем сражаться с ними без страха и устали, полагаясь на твое, отец, наставление.

С огромной любовью,

твой Фиро»

Пан, шестой месяц одиннадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

– Фиро стал воистину взрослым, – заметила Рисана. – С каждым новым письмом он заявляет о себе все более уверенно, оставляя позади детские сантименты. Только вслушайтесь в последнюю строку: какая отвага в ней звучит. – Она бросила взгляд на Джиа и поспешно добавила: – Тем не менее ему еще далеко до старшего брата. Дасу удивительно хорошо показал себя на Великой экзаменации в этом году: шутка ли, три фироа и один кандидат для Дворцовой экзаменации. Вопреки выявленным нами на Дасу злоупотреблениям, значительную часть успеха следует приписать напряженной работе Тиму в этом отдаленном краю.

– А быть может, это мастер Рути натаскал соискателей с Дасу, научив их, как угодить судьям на экзаменах, – заявила Джиа, и по лицу ее скользнула тень улыбки. – Фиро совершает сложную работу, поддерживая с таким трудом завоеванный мир.

– Тут я угадываю руку Рина, – сказал Куни. – Он, знаете ли, в свое время промышлял составлением писем. Кода пытается извлечь хорошее из плохого, всячески подчеркивая их совместные усилия. Само донесение, возможно, написал лично Фиро, но Рин наверняка не удержался и внес свой особый штрих.

Джиа кивнула своим мыслям.

«Наверное, секретарь предусмотрительности жалеет сейчас, что последовал моему совету. Но это еще только начало».

– Ты полагаешь, что дела идут хуже, чем сказано в письме? – обеспокоенно спросила Рисана. – Может, тебе послать туда помощь?

– Отцы не всегда будут сражаться в битвах вместо своих сыновей, – изрекла императрица.

Куни поразмыслил.

– Джиа права. Последнюю строчку послания не стоит воспринимать как призыв прислать подкрепление. Если я так поступлю, то этим подорву авторитет сына, усомнившись в его силах. Фиро действовал в отношении сект слишком резко и поспешно, но мне стоит предоставить ему выпутываться самому.

– Но как могло все так быстро обернуться к худшему? Мне казалось, что Рин и Хадо-тика все держат под контролем, – проговорила Рисана.

– Меня беспокоит не то, насколько сильны мятежники сейчас, а насколько могут они усилиться в будущем, – отозвался Куни. – Это один из тех случаев, когда мне очень нужен совет Луана Цзиа, который всегда очень хорошо разбирается в такого рода запутанных ситуациях.

Он отложил письмо и взял с подноса одно из бронзовых зеркал. Подойдя к окну личного зала для приемов, император поймал в зеркало солнечный луч и направил его на потолок.

Прямо на него смотрело лицо Гегемона. Изображение было очень искусным, смелые штрихи точно обрисовывали угловатые черты, а непривычная техника светотени придавала картинке глубину. Глаза Маты Цзинду с его знаменитыми двойными зрачками с превосходством взирали на Куни. Когда зеркальное отражение зарябило на солнце, изображение словно бы ожило.

– Привет, брат, – прошептал Куни и поежился вопреки жаре.

– Это всего лишь фокус, – сказала Джиа. – Даже Фара не обманулась бы.

– Однако фокусы, подобные этому, оказывают на простолюдинов значительно большее влияние, чем замысловатые аргументы ученых ораторов, – возразила Рисана. – Мне в юности довелось дать достаточно представлений, чтобы понять, насколько действенным бывает спектакль.

– Рисана права, – кивнул Куни. – Хуно Крима и Дзапа Шигин начали восстание с засунутого в рыбу шелкового свитка, а в итоге низвергли империю Ксана. До тех пор, пока люди верят в это «волшебство», оно имеет силу.

– Мы можем отрядить воздушный корабль на поиски Луана, – предложила Джиа.

– Для этого надо знать, где он хотя бы примерно находится, – ответил Куни. – Море обширно, а мы… Мы не получали от него вестей со дня отплытия. Надеюсь, что с ним хотя бы все хорошо.

На миг император словно бы закручинился, думая о судьбе старого друга.

– Но если кто и способен пережить гнев Тацзу, так это ученик Луто, старой мудрой черепахи, человек, оседлавший однажды крубена. Боги помогают тем, кто помогает себе сам. Я приму совет Кого. Не эти зеркала важны на самом деле сегодня. Нам следует выяснить, откуда мятежники получают оружие.

И он решительным шагом вышел из личного зала для приемов.

Глава 24

Пикник

Озеро Тутутика, шестой месяц одиннадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

Тэра и Фара сидели на пристани, опустив ноги в прохладную воду. Одетые в простые робы из домотканого холста, они походили на двух крестьянских девочек, отдыхающих от жары. Перед ними расстилалось, на сколько хватало глаз, покрытое лотосом пространство озера Тутутика; гигантские розово-белые цветы, окружающие их, раскачивались на ветру с грацией танцоров. В зарослях сновали лодочки; молодые женщины пели, собирая урожай семян лотоса:

Лотос расцветает, милая подружка,

Почему с тобою он робеет так?

Ах, как сердечко бьется, милая подружка,

Промелькнет и лето, не заметишь как.

– Вот здорово! – восхитилась Фара. – Нам нужно почаще затевать такие приключения!

Семнадцатилетняя Тэра обняла девятилетнюю младшую сестренку и с любовью прижала ее к себе.

Взяв в свои руки обучение, как свое собственное, так и сестры, Тэра перестала читать фолианты с сочинениями моралистов. В обширных фондах императорской библиотеки и без того нашлось немало интересного. Сегодня девочки с жадностью поглощали фольклор Фасы, завтра любовались рисунками из трактатов по военной механике, а послезавтра предавались чтению стихотворений эпохи войн Диаспоры, забытые логограммы которых разгадывали, роясь в многотомных словарях. Читали они теперь гораздо больше, чем когда-либо под руководством Дзато Рути.

Но как бы ни нравилось сестрам чтение, иногда им просто хотелось сбежать из дворца, подальше от стражников, придворных, слуг и горничных, прочь от своей роли благовоспитанных