Шрифт:
Закладка:
Я встаю со скамейки. Пячусь. Выставляю перед собой дрожащие руки. Успокаиваю мужика и заверяю, что сейчас все отдам. А сам срываюсь на бег и кричу. Срываю горло, но кричу. Кричу о помощи. Бегу по парку, по бокам проносятся скамейки и уличные фонари. Бегу на огни города, на свет из окон, которые напоминают звезды в ночном небе. Бегу на звуки машин, на разговоры ближайших людей. Не оборачиваюсь. Мужик несется за мной. Одна секунда стоит моих вещей, стоит моей свободы, стоит моей жизни. Я выбегаю на улицу, в толпу студентов, что идут домой или в общежитие. Они кричат, ругают меня, один даже бьет в лицо, и я падаю на холодную землю. Ничего. Синяк заживет. Главное, что я сбежал. Я выжил.
Я перемотал воспоминание назад, как кассету в видеопроигрывателе. Вновь я в парке, на скамейке, а передо мной мужик с ножом. До сих пор отчетливо помню этот вечер. Этот страх. Это отчаяние в глазах мужика. И этот уродливый нож. Скорее всего, он не был таким. Воображение дорисовало лишние подробности, искривило и вытянуло его. Мужик держал в руке кухонный нож или кусок арматуры. Но я зацепился за ужасный образ. Рукоятка-копыто и кривое лезвие, которым разве что разрывать, а не резать и протыкать. Думаю, на нем были капли крови. Должны быть.
Мысленно подошел ближе к мужику с «ножом». Сердце забилось чаще, кожи коснулся холод того вечера.
Мизинцем правой руки коснулся настоящего ножа в левой и посыпал его мороком, представляя то уродливое оружие. Его очертания. Каждую мелочь в искаженной картине.
Открыл глаза и посмотрел на левую руку. Пальцы обнимали настоящее копыто. Из него торчал треугольный кусок металлического листа с каплями крови. Посередине «кинжала» виднелась синяя лента. Она скрепляла две несовместимые части. В воспоминаниях ее не было. Видимо, морок исправил невозможность оружия.
— Ну как? — спросила Надя. — Сработало.
— Посмотри, — развернулся я к ней.
Когда ее взгляд коснулся кинжала, глаза сестры округлились. С губ сорвался воодушевленный свист.
— Можешь когда хочешь, — широко улыбнулась Надя и протянула руку.
Я не отдал кинжал, поэтому она приподняла бровь.
— Рано, — объяснил я. — Сейчас он хрупок. Любое сомнение развеет морок.
— И зачем мне оружие, которым нельзя пользоваться?
— Нужно вложить веру или страх. Пока не знаю.
— Ладно. Лучше скажи, этой штукой можно ранить Скрытых?
Кинжал в руке задрожал.
— Можно, — спешно заверил я. — Это оружие против чертей. Не сомневайся!
— Окей-окей!
Изолента поблекла, но морок выдержал. Отлично. Позже укреплю его.
Я оставил кинжал на краю стола и перевел взгляд на кружку, в которую кинул два черных волоска. Вода почернела, словно в ней разбавили черную краску.
— Мне нужно кресло, — сказал я и взял ножницы для ногтей.
— Держи, — встала Надя, отошла в сторону выхода в коридор.
Усевшись на кресло, положил на стол левую руку в гипсе и бинтах. Подъехал поближе, и рука оказалась на середине стола.
— Как ты разрежешь гипс…
— Не знаю, — перебил я. — Моя дорогая сестра не нашла ножниц побольше.
— Извини, — приобняла Надя себя и отвела глаза в сторону.
Полчаса я «разрезал» гипс: делал надрез, расширял его двумя пальцами, делал еще надрез, снова расширял и так по кругу. Боль напомнила о переломе, когда дошел до середины, и рука свободно задвигалась между половинок гипса. Достаточно. Перелом находился ближе к локтю.
Взял правой рукой кружку с черной жидкостью и полил левую руку, представляя, как заправлял кровать, как одевался, как убирал одежду и как шваброй мыл полы в квартире. Во всех случаях использовал обе руки.
Кость хрустнула, по руке прокатилась волна острой боли, будто рука раскололась надвое, и осколки вонзились в мышцы. Я завыл.
— Эй! Так и должно быть? — спросила Надя.
— Не знаю! — сквозь зубы прошипел я.
Рука вздулась и почернела. Пальцы онемели. А в следующую секунду все прошло. Чернота всосалась в кожу, пухлость уменьшилась. Я подвигал пальцами. Повращал ладонью. Боль испарилась!
Я на радости сорвал с себя остатки гипса и медленно, со всей осторожностью выпрямил левую руку.
Надя открыла рот, я опередил ее:
— Не сомневайся! Если… если спадет, она вновь сломается.
— Что дальше?
— Дальше я буду использовать ее как можно чаще. Буду «разрывать» рану, чтобы не «зажила».
— Отлично. Какие еще планы?
— Дождаться заседания Совета. Думаю, завтра мы пойдем на встречу с Пляской чертей.
♀♀♀
Если бы меня попросили составить список самых жутких комнат в доме, я бы отдала первое место библиотеке в карманном измерении. Жуткое зеркало перед читальным местом, полки с древними гримуарами, «вечно-светлые» окна и, конечно же, сам факт нахождения в стене. В библиотеке пугала до чертиков ее неестественность, невозможность.
Но второе место в списке заслуженно занимала мамина спальня. Она встречала гостей старой дверью с черными отпечатками рук вокруг железной ручки. Один проворот, и вам откроется жилище ведьмы. Иначе и не скажешь. Внутри комната ощущалась больше, чем снаружи. Похоже, мама увлекалась играми с пространством или очень любила один британский сериал.
В детстве она всегда прогоняла меня, когда я пыталась пробраться внутрь. И только повзрослев, я поняла почему.
Спальня пропиталась разными травами, внутри вокруг двери висели свертки сухих растений и цветов. Нашелся даже давно сгнивший чеснок. Интерьер не сильно отличался от «комнаты девочки»: туалетный столик вдоль стены с дверью и высокий комод с одеждой напротив кровати. Но были исключения. Например, компьютерный стол рядом с туалетным столиком. Также нигде не было полок с косметикой. Вместо них целую стену занимали черепа птиц и животных. Серьезно, мама? Когда я впервые увидела их, чуть не оставила здесь душу! Двумя ладонями закрыла
