— Странная просьба.

— Я знаю. Даже после того, как меня похитили, перенесли в другой мир и тащили как тюк несколько миль на спине лошади, я все еще прекрасно пах. Но он разозлился из-за того, что ему не нравится, как я пахну, так что я решил — ладно. Неважно. Ванна в обмен на новую пару ботинок — вполне приемлемый обмен. И мне было приятно понежиться в такой горячей воде. Странно, правда, столько воды? У меня до сих пор не укладывается в голове, что ее так много…

Он продолжал болтать, но кусочек тоста, который я только что откусила, стал липким, как клей.

— Он сказал, что ему не нравится, как от тебя пахнет?

— Да, и он был очень решительно настроен по этому поводу. Он пригнал кучу эльфов, и они оттирали меня этими жесткими щетками, пока я не стал розовым, как младенец. Клянусь, они чуть не содрали с меня кожу. Затем они обмазали меня толстым слоем белой глины и оставили лежать так долго, что она затвердела, и им пришлось расколоть ее, чтобы все это снять.

— Боги.

— А потом, — сказал он, схватив еще одну виноградину. — Они натерли меня особым видом мха, и вот тут-то все и стало интересно. Они уделили особое внимание моему… — Его взгляд опускался, пока не уперся в промежность.

Я удивленно подняла брови.

— Ты позволил огненному эльфу подрочить тебе горстью волшебного мха фей?

— Это был не огненный эльф, — сказал он, защищаясь. — Это были водные эльфы. Их было трое. Они меньше женщин-фей и выглядят очень мило. Я ничуть не возражал против их внимания.

— Ты в Ивелии всего пять секунд, а у тебя уже было вчетвером с другими видами магических существ? — Не знаю, почему я удивилась. Это было именно то, что сделал бы Кэррион.

— Ревнуешь? — спросил он, снова подмигнув.

— Нет! Мне… мне противно! А вдруг ты подхватишь какую-нибудь болезнь фей? — Я выразительно посмотрела на его промежность.

Еще одна виноградина отправилась ему в рот.

— Ну, я не беспокоюсь об этом. Они очень тщательно обработали меня мхом.

— Мерзость!

— Да ладно. Поторопись и поешь. Эта великолепная целительница просила передать тебе, что ты сможешь уйти отсюда, как только доешь все, что было на подносе.

У меня открылся рот от возмущения.

— Кэррион Свифт, какой же ты засранец! Ты должен был сказать это сразу, как только пришел сюда.

Никогда в жизни я не приканчивала тарелку с едой так быстро. Даже когда я умирала от голода в Третьем округе.

Серебро в тигле сердито булькало. Соединение железных опилок и желтого порошка, который я сначала смешала с солевым раствором, а потом добавила в расплавленное серебро, ничем хорошим не закончилось. Не увенчался успехом и эксперимент, в ходе которого я попыталась добавить в металл небольшую крупинку золота и несколько человеческих волос. Моих. Оба раза, когда я опускала медальон в ртуть, он закипал, а внутренний голос яростно шипел на незнакомом языке. В этот раз я сожгла немного дерева, растерла пепел и высыпала в серебро. Они никак не хотели соединяться, но я все равно вылила содержимое тигля в форму и опустила в закалочную ванну, поморщившись, когда вода охладила металл, образуя облако едкого дыма.

Как только я опустила медальон в тигель, где была ртуть, я поняла, что и эта попытка закончилась неудачей. Ртуть рассмеялась.

Вот и все. Я могла проводить только три эксперимента в день. С таким малым количеством серебра для работы мне придется потратить остаток дня на его очистку, чтобы оно было готово к новым испытаниям завтра. Сердито ругаясь, я собрала созданный мною лом и высыпала его в чашу для переплавки, мое раздражение росло вместе с температурой внутри горна. Несмотря на то, что мастерская с одной стороны была открыта настежь, к тому времени, когда я закончила работу, в ней было так же жарко, как в подземельях дворца Мадры.

Когда Оникс не гонялся за птицами или не охотился на мышей, он обычно лежал под огромным дубом, наблюдая за мной издалека и охлаждая живот в снегу.

Прошло восемь дней с тех пор, как я сбежала из комнаты Фишера, что означало двадцать четыре неудачные попытки создать реликвию. Сундук, полный серебряных колец, стоял у верстака, где его оставил Фишер, и служил ежедневным напоминанием о том, что пока я не превращу каждое кольцо в нем в щит, который позволит воинам Фишера пройти сквозь ртуть невредимыми, я была в полной заднице. А потом я замечала другие сундуки, полные колец, стоящие в углу, и мне приходилось бороться с желанием закричать.

Я не хотела думать о том, что произойдет, если я не добьюсь успеха в ближайшее время. Каждый раз, когда я очищала лом серебра, я теряла его часть. С каждым днем его становилось все меньше и меньше, а вместе с ним уменьшались мои шансы когда-нибудь снова увидеть Хейдена и Элроя.

Пока я работала, Оникс завыл, взволнованный чем-то по ту сторону садовой стены. Он часто так делал. По территории Калиша бродили животные, и по ту сторону стены теперь патрулировали стражи. Я видела их нечасто, но время от времени слышала. Не обращая внимания на возмущение Оникса, я осторожно опустила лом серебра в чан с кислотой. Глядя на три маленьких медальона и наблюдая, как они медленно растворяются, я не заметила незваного гостя, перелезающего через стену, пока не стало слишком поздно.

Я вскинула голову, когда Оникс залаял. А вот и он. Темная фигура, направляющаяся ко мне через сад.

Вампир.

Сердце заколотилось, рука потянулась к кинжалу, в горле зародился крик паники…

…но это был не вампир.

Это был Рен.

Он тепло улыбнулся мне, входя в кузницу.

— Добрый день, Саэрис.

— Серьезно? Ты собираешься перелезать через стену и пугать меня до смерти, вместо того чтобы войти через дверь?

— Так было быстрее, — сказал он. — Прости. Я не хотел тебя пугать.

Я должна была испугаться, но, даже когда генерал перебрался через