зарычал, издавая горлом жуткие щелкающие звуки, а затем бросился ко мне, опрокинув стул Фишера, который с грохотом упал на пол. Его глаза были пустыми. У них обоих были пустые глаза. В них не было разума. Никаких мыслей. Только желание рвать на части и убивать. От них волнами исходила ненависть, такая густая, что можно было задохнуться.

Женщина напала первой. У нее не было оружия, но оно ей и не требовалось. Ее когти были достаточным оружием. Она замахнулась, целясь когтями мне в грудь. Я отскочила назад, едва избежав их почерневших, отвратительных кончиков, но она уже снова приближалась, пытаясь нанести новый удар. Я отразила его кинжалом, одновременно нанося ей глубокую рану на ее тощем предплечье. Зловонная кровь, густая, как масло, брызнула мне на рубашку.

С другого конца столовой донесся ужасный крик. От этого звука у меня заныли зубы. Затем последовала серия грохочущих, лязгающих звуков, но я не могла позволить себе посмотреть. В тот момент, когда я отвлекусь, я умру.

Женщина взревела, тряся рукой, словно не понимая, почему она болит. Я замахнулась кинжалом и снова ранила ее, на этот раз в плечо. Рубашка, которая была на ней, разошлась, и тонкая кожа с черными прожилками под ней лопнула, как гнилой фрукт. Из раны посыпались крошечные белые крупинки. Они упали на ковер и начали извиваться.

Личинки.

Мальчик слева от меня рванулся вперед, скрежеща зубами. Я направила на него клинок, целясь в горло и одновременно уклоняясь, чтобы избежать его когтей, но сделала это недостаточно быстро. Он двигался стремительно. Неестественно. Из меня вырвался сдавленный крик, когда он врезался в меня. Столовая накренилась. Я тяжело упала, мои ребра взорвались болью от соприкосновения с полом. Я закричала в панике, когда и женщина, и парень бросились на меня.

Боги и мученики, сейчас я умру.

Они собирались меня сожрать.

В этом я не сомневалась. Эти зубы были созданы для одной-единственной цели — разрывать плоть. Я задохнулась, боль пронзила мою ногу, как удар молнии. Когти вцепились в одежду. Они впивались в мою кожу. Я ничего не видела. Не могла дышать. Женщина отпрянула назад, ее слюна капала мне на грудь. Она открыла рот, и ее челюсти распахнулись гораздо шире, чем должны были, обнажив почерневший, изуродованный, пульсирующий обрубок на месте языка. Она фыркнула, а затем бросилась на меня.

Я напряглась, с ужасом ожидая, когда эти зубы вонзятся в мою плоть, но этого так и не произошло. Полоса черного дыма окутала ее горло. Дым превратился в металл, а затем голова отделилась от шеи, и исчезла. Ее дергающееся тело отлетело от меня, глухо ударившись о пол, кости трещали, пока оно катилось по ковру.

Кингфишер стоял надо мной, словно сам бог смерти.

Его грудь вздымалась, в глазах сверкала зелень, ртуть и убийство.

— Ты в порядке? — прохрипел он.

Я все еще сжимала кинжал, его короткое лезвие было покрыто липкой черной кровью. Я сглотнула и кивнула, хотя была уверена, что со мной не все в порядке. Совсем не в порядке.

— Мальчик… — выдавила я.

Лицо Кингфишера потемнело. Он повернулся, и мы оба одновременно увидели подростка. В восьми футах от нас, стоя на четвереньках, он стонал, вылизывая пятно крови на ковре. Как и у женщины, его язык был похож на кусок сырого мяса. Не раздумывая, Кингфишер обрушил Нимерель на шею твари, обезглавив и его. Тело мальчика мгновенно обмякло, скрюченные руки расслабились, а когти разжались, упав на уничтоженный ковер.

Я перевернулась, и меня вырвало.

Кингфишер, наверное, будет насмехаться надо мной за то, что я слабачка, но мне было все равно. Меня трясло так сильно, что я даже не могла подняться на колени.

Что…

…черт возьми…

…только что произошло?

Сильные руки обхватили меня. Я ахнула, и острая боль снова пронзила мою ногу. Кингфишер снова прижал меня к себе и, подняв на руки, недовольно пробормотал.

— Тебя изрезали когтями. Рану нужно обработать, — сказал он.

— Обработать?

— Их яд смертелен. Кто-нибудь из них укусил тебя?

— Н-нет. Я не… — У меня закружилась голова, и на меня накатила новая волна тошноты. В глазах вспыхнули белые точки, и мне показалось, что волосы Фишера усыпаны звездами. Они проносились по потолку: сначала одна падающая звезда, потом другая, потом миллион, пролетающих перед моим взором. Это было… действительно красиво, на самом деле. Кингфишер тоже был красив. Его горло было перепачкано черной слизью, а волосы растрепаны. Его глаза были безумными, но он выглядел потрясающе. Я чувствовала, как его сердце бьется, словно барабан, рядом со мной. Тум, тум, тум, тум, тум.

Я не чувствовала своих пальцев.

Почему… я не могла… их почувствовать?

Почему Кингфишер бежал?

— Что… это были за… твари? — прохрипела я.

Над головой Кингфишера проносились звезды. Он сжимал челюсти, мышцы его шеи были напряжены, когда он пинком распахнул дверь и внес меня внутрь.

— Санасротийские пехотинцы, — глухо ответил он. — Вампиры. Именно из-за них нам так нужно серебро. Это единственное, что может их убить. А ТЕПЕРЬ КТО-НИБУДЬ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПОМОГИТЕ!

ГЛАВА 19.

КОСТИ И ВСЕ

Сон о смерти и жидком огне.

Нет.

Кошмар.

Я оказалась в ловушке, из которой нет выхода. Темные коридоры тянулись в бесконечность, со всех сторон были двери. Всякий раз, когда я с бешено колотящимся в груди сердцем открывала одну из них, меня встречало отвратительное зловоние гнили и острые, пожелтевшие, щелкающие клыки. Их были толпы. Вампиров. Так их называл Кингфишер. Он также называл их пехотинцами, но на солдат они не походили. Солдат должен уметь выполнять приказы. Выполнять чужую волю. Твари за этими дверями были чудовищами, способными подчиняться лишь своей жажде крови. Женщины, дети, старики — все они были безумны и голодны. Они рвали меня своими когтями. Они вонзали свои гниющие зубы в мою кожу. Я кричала и билась, пытаясь вырваться, едва спасая свою жизнь, но открывалась другая дверь, только для того, чтобы выпустить на