Мне хотелось его убить.

И мне было так скучно, что я думала, что сойду с ума. Лишь присутствие Оникса спасало меня. Лисенок появился вскоре после ухода Кингфишера и с тех пор почти все время оставался со мной. Он свернулся калачиком рядом и спал. Он издавал причудливые звуки, похожие на смех, когда я гладила его или почесывала шею. Три-четыре раза в день он спрыгивал с кровати и выскальзывал из комнаты, приоткрывая дверь носом, предположительно направляясь на улицу, чтобы сделать свои дела или поохотиться. Однако он всегда возвращался.

Всякий раз, когда огненные эльфы приносили мне еду, я умоляла их позвать Фишера, но они лишь смущенно пожимали плечами и говорили, что он еще не вернулся. После обеда ко мне обязательно приходила Те Лена, целительница-фея с красивой бронзовой кожей и самыми завораживающими янтарными глазами. Она клала руки мне на живот и «читала мою кровь». Я понятия не имела, что это значит, но она действительно что-то делала. По моим венам пробегала дрожь, не вызывая неприятных ощущений, и тело слегка гудело. Она виновато улыбалась мне и говорила:

— Еще нет, — а затем давала мне новую книгу для чтения. На четвертый день ее улыбка стала ярче. Более оптимистичной. — Еще один день, — сказала она.

— Но я чувствую себя прекрасно! — С тех пор как Фишер отправился в лагерь, я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пробежать половину Зилварена, даже не вспотев, но ни с кем из моих посетителей, и в первую очередь с Те Леной, мне не удалось договориться.

— Даже если бы я хотела освободить тебя от его приказа, я бы не смогла. Клятва знает, что ты еще не полностью восстановилась, поэтому не позволит тебе выйти из этой комнаты. — Она ободряюще сжала мое плечо. — Но осталось недолго. В твоем организме так мало яда, что я едва могу его обнаружить. Всего двадцать четыре часа.

В последний день моего заключения Кэррион принес мне завтрак вместо одного из огненных эльфов. Он приходил и раньше, но так вывел меня из себя своим присутствием и вопросами, что я накричала на него и прогнала. После этого он больше не появлялся. До сих пор. Он ухмыльнулся поверх подноса, который опустил мне на колени, с озорным блеском в глазах.

— Ты выглядишь взбешенной, — сказал он.

Это не было преуменьшением века. Это было недосказанностью целой эпохи.

— Я в бешенстве.

Кэррион прыгнул на кровать и растянулся рядом со мной. Это пробудило Оникса от дремоты, он зарычал, оскалив зубы на самого разыскиваемого человека Зилварена, прижав уши к голове, но Кэррион просто проигнорировал его. Он фыркнул, взбивая подушки Фишера, устраиваясь поудобнее.

— Знаешь, что его действительно взбесит?

Я знала, что он говорит не об Ониксе.

— Замолчи, Кэррион.

— Трахнуться в отместку на его кровати.

Я отправила в рот кусочек яблока.

— О, да, конечно. Звучит как отличная идея. Идиот. Как ты думаешь, что он сделает с тобой, если ты трахнешь кого-то в его постели?

Кэррион вздернул брови.

— Думаю, он никогда не узнает.

Я чуть не подавилась яблоком.

— О, он узнает. — Язвительный комментарий Фишера, сделанный в столовой, всплыл в памяти, словно он сам был здесь и смеялся, повторяя его лично. Я почувствовал твой запах за три мили на теле этого мальчика. Феромоны — это сигнальные ракеты для наших носов, малышка Оша.

— Я бы рискнул вызвать его гнев, — сказал Кэррион. — Каким бы ни было наказание, оно того стоит.

Ха. Кэррион не видел, как Фишер обезглавил вампира одним безжалостным движением руки. Если бы видел, то, возможно, пересмотрел бы свое заявление. Я многозначительно посмотрела на него.

— Нет.

Кэррион стащил кусок тоста с моего подноса с завтраком. Он вгрызся в него, создав дождь из крошек, которые волшебным образом исчезли, прежде чем попали на простыни.

— Просто, чтобы я знал, — сказал он, прожевав. — Это отказ трахаться в постели твоего похитителя? Или вообще трахаться?

— А ты как думаешь?

Он указал на меня уголком своего тоста.

— С таким выражением лица можно выпотрошить человека. Это одна из тех вещей, которые я люблю в тебе больше всего.

Я выхватила тост из его рук и бросила на свою тарелку.

— Мне в тебе ничего не нравится.

— Врешь. Тебе так много всего нравится во мне. — Он лукаво подмигнул, пытаясь снова украсть тост, но я шлепнула его по тыльной стороне ладони.

— Приготовь свой собственный проклятый богом завтрак. Это мой.

— Мои волосы. Мои глаза. Мое остроумие. Мое обаяние… — Он загибал пальцы, составляя список.

— В тебе нет ни капли обаяния.

— Я намного обаятельнее Кингфишера, — пробормотал он.

— Вы одинаково невыносимые. А теперь не мог бы ты убрать свои грязные ботинки с кровати?

— Какая разница? Грязь все равно исчезает. — Он продемонстрировал это, вытирая грязные подошвы своих ботинок о скомканные простыни, и выглядел очень довольным собой, когда беспорядок, который он устроил, быстро исчез. — Вот видишь.

— Что, черт возьми, ты делал? — Требовательно спросила я. — Почему ты такой грязный? И… подожди, где ты вообще взял эти ботинки? В последний раз, когда я тебя видела, ты ходил босиком. — Я презрительно рассмеялась. — Ты выглядел глупо.

— Ну, мне было бы тяжело разгуливать в одном ботинке, верно? Пока ты торчала здесь и пялилась в потолок, я тренировался с новобранцами. У них интересная боевая система. — Это была легкая издевка. Расплата за то, что я сказала, что он выглядел глупо. Кэррион Свифт терпеть не мог, когда над ним смеются. — Что касается ботинок, то их дал мне твой друг Фишер.

Я отложила вилку.

— Да ладно?

Кэррион кивнул.

— В тот вечер, перед тем как вы с ним ужинали. Ты уже ушла в столовую. Он появился с ними в руках и сказал, что отдаст их мне при одном условии.

— И каком же?

Кэррион взял с подноса виноградину и отправил ее в рот.

— Если я приму ванну.

— Ванну?

— Да,