достаточного числа фактов, не было необходимых, подготовительных сведений. Такой неизбежной для науки и является теория Дарвина. Для вас, как для историка цивилизации и науки, она должна бы являться необходимостью, естественным шагом развития, периодом, который должна прожитьнаука, и необходимо переживет, и тем более впадет в крайности, чем более лиц будут вызывать реакцию статьями и отзывами о Дарвине подобно написанным вами.

Как от человека, знакомого не по слуху только с философией, странно слышать от вас боязнь дарвиновского учения и обезьяны, им опоэтизированной. Боязнь перед научным исследованием понятна в Папе и его детищах, которые боятся даже Библии для простонародия. Для них свалить вину на Дарвина, да на обезьяну, дело подходящее, потому что не самим же признаваться, что антикатолицизм выращивается ими, а не биологами. Да, при непогрешимости и всеведении, действительно должны казаться странной продерзостью и опасным вредом попытки искать объяснений причин явлений в науке, а не в силлабусе. Но ведь у нас, русских, слава Богу, нет тех причин пугаться так, как пугаются католические духовные, не пастыри, а полицеймейстеры. Мы сможем смотреть спокойно на исследование природы, если, хотя несколько, с философской точки зрения посмотрим на то, что делается у других. Во Франции история Дарвина не принялась; даже в академии наук он наслушался за свое сочинение таких эпитетов, каких вы, по мягкосердечию вашему, никогда ему не дадите: нигде у Дарвина нет стольких противников, как во Франции, но где же материализм и антирелигиозность в полном смысле слова так господствуют, как во Франции, в церквах которой вы видите только женщин и детей? Посмотрите теперь на Англию, где Дарвин печатает свое сочинение, и где в несколько дней раскупаются его сочинения: там ведь его учение никакого материалистического движения не произвело, за исключением пущенной газетами утки о том, что один человек бросился в Темзу с отчаяния, убедившись, что он происходит от обезьяны. Посмотрите на Германию:

там были и Штраусы, и Бюхнеры, и переводы Дарвина;

немцы читали и все оставались католиками, пока Папе не вздумалось провозгласить себя Богом. Припомните из недавнего прошлого: отпетые материалисты выходили ли из медиков и из естественников, или же из семинаристов (у нас), и адвокатов и философов, т. е. занимающихся утилитарными науками (за границей)? Не забудьте также того факта, что в духовных академиях на первых семестрах, при начале философского изучения, студенты заражаются временно критицизмом, материализмом, и что это скоро уступает другому настроению, глубоко религиозному, и тем более крепкому, чем оно сознательнее выработано после борьбы и размышлений.

Много ли из думавших и естественно развивающихся не переживало внутри себя периода религиозных сомнений, колебаний, и много ли осталось навсегда материалистами? Остались те, поверьте, у кого в организации мясо и кровь настолько преобладают, что они были бы материалистами и без всяких Бюхнеров и Дарвинов. У нас много напускающих на себя религиозный индифферентизм, делающих себе из него род украшения; но присмотритесь к ним поближе, и вы разубедитесь в их безучастности к религии. Наконец припомните, что лучшее средство для распространения чего-либо вредного, это кричать об опасности его и проповедывать запрещение: тогда, наверное, вы поспособствуете распространению.

Учение Дарвина, хотя бы об обезьяне, или верно, или же нет. Если оно верно, если оно основано на фактах, и будет безспорно доказано фактами, то, что бы вы ни делали, оно станет господствовать. Если же оно – увлечение, то наука сама выметет его, сама найдет такие доказательства, против которых не устоять ему.

Посмотрите, как смотрят истинные естествоиспытатели на мысль Дарвина считают ли они ее настолько доказанной, как вращение земли вокруг солнца? Нет; они берут ее, как одну из возможных гипотез, и всячески изучают ее на фактах. Они усиленно отыскивают ее слабые стороны. Дайте же, как философ, окончиться этому критическому труду; отнеситесь с уважением к необходимой попытке в естествознании Дарвинова учения, и не передавайте в легкой форме насмешливых заметок на унижение и посмеяние строго научную и философскую попытку человеческого ума, и ума гениального, на растерзание тем, которые не обладают ни достаточным знакомством с научными исследованиями и требованиями, ни достаточной подготовкой, чтобы быть судьями дела.

4) Странно видеть у вас именно то раздражение, которое высказываете вы против сочинения Дарвина с религиозной точки зрения; странно также, что вы требуете от научного сочинения формы акафиста, или богословского упражнения, вам бы все хотелось, чтобы все естествознание писалось в духе Бриджватеровских трактатов, или по любимому рецепту английских популярных сочинений, везде кстати и кстати умиляющихся чудесностями явлений.

Такая форма, как показывает история, всего более способна повести к реакции; научные же исследования, по тому же показанию, не вредят религиозному чувству. Вспомните, что религия не пошатнулась ни на иоту, ни от того, что земля стала по науке обращаться вокруг солнца, ни от того, что весь звездный мир подчинился математической формуле в своих движениях; ни от того, что геология показала громадную продолжительность явлений, содействовавших образованию земли. Когда все эти научные результаты появлялись впервые, то казалось, что с принятием их подрывается авторитет священных преданий, а сколько книг, не только что заметок, написано было в предостережение невинных сердец от принятия этих ложных научных учений, этих стремлений наук к возбуждению неверия; дело не ограничивалось только книгами и брошюрами, а иногда соединялось с темницей, пыткой и анафемой. И не странно ли, не жалко ли нам смотреть теперь на эти опасения, на эти элегии? Теперь и в духовных академиях учат об обращении земли вокруг солнца, теперь о геологических периодах спокойно, научно, критически и безпрестанно пишут и читают лекции и богословские авторитеты. Имеете ли вы основание предполагать, что и из теории Дарвина в окончательной ее форме не выработается таких же простых, ясных данных, относительно биологических форм, какие выработали геология и астрономия по предметам своих исследований, с которыми вы тоже помирились с религиозной точки зрения, как помирились с неподвижностью солнца? И это будет непременно. Наука имеет идеалом истину, религия ее своей основой; если наука окончательно выработала истину, то эта истина непременно окажется как результат, как частное истина религиозного изучения, но дайте только науке свободу дойти до этого, помогите ей серьезным исследованием, а не насмешкой.

Вспомните, какую борьбу выдержали и Библия, и Евангелия, какие учения противоположные им не разбились об этот несокрушимый и неистощимый источник мудрости; их ли влиянию может принести вред появление новой теории, когда они пережили их, может быть, более сотни тысяч? Я знаю, что вы мне на это возразите. Вы скажете, что вы боитесь не