двадцатых числах июля 1864 г. встречает своего бывшего пациента в той же Москве в гостинице Дюссо: одет тот был «как всегда, безукоризненно, ездил на приличных извозчиках, платил всем и за всё самым добросовестным образом, имел деньги в кошельке и собирался за границу»11. За границу он действительно собирался («в Италию и в Константинополь» [428]) и даже получил иностранный паспорт. Однако навалившиеся заботы – осиротевшая семья Михаила Михайловича, громадные долги старшего брата по журналу, которые он, младший брат, берёт на себя, и т. д., – всё это удерживает его на родине. Недаром он несколько раз посещает Москву: «Выпросил у старой и богатой моей тетки 10 000, которые она назначала на мою долю в своем завещании [429], и, воротившись в Петербург, стал додавать журнал» [430].

Именно за теткиными деньгами отправляется он в город своего детства. Непонятно только, почему именно эта августовская поездка привлекает внимание полицейского начальства. Ибо, как сказано, всё первое полугодие никакого беспокойства власти не обнаруживают [431].

Что вообще представлял собой институт под грозным названием «секретный надзор» в 1860‑е и 1870‑е? Насколько он был эффективен и сильно ли досаждал надзираемым?

Примечательно, что до сих пор не обнаружено ни одного документа, который бы свидетельствовал о наличии специального наблюдения или каких-либо агентурных разработок в отношении «послекаторжного» Достоевского [432]. Правда, есть указания на возможность перлюстрации его корреспонденции внутри империи. Похоже, некоторые письма, посылаемые им из-за рубежа, также читались. Не укрылись от внимания агентов III Отделения и его посещения Герцена (в Лондоне в 1862 г.) и Огарёва (в Женеве в 1867) [433]. Но эти невозвращенцы сами находятся «под колпаком». Что же касается России, здесь он был вверен попечительству полиции не тайной, но общей. А это в основном переписка – чиновников между собой. Надзор осуществлялся, надо полагать, достаточно формально и заключался главным образом в фиксации перемещений наблюдаемого лица [434].

Итак, Достоевский давно в Петербурге. 25 сентября от апоплексического удара умирает только что выкупленный из долгового отделения Аполлон Григорьев. “Eheu!” (т. е. «Увы!») – заносит Достоевский в записную книжку: этим горестным вздохом отмечает он самые чувствительные свои потери.

Между тем 19 сентября московский обер-полицмейстер начинает получать наконец «отзывы с мест».

29808/1595

Секретно получ<ено> 19 Сентября 1864 г. Господину

Московскому Обер-Полицеймейстеру

Московского Полицеймейстера I Отделения

Рапорт

В исполнение предписания Вашего Сиятельства от 25 минувшаго Августа за № 1545 имею честь донести, согласно с рапортами ко мне Частных Приставов, что отставного подпоручика Фёдора Достоевского на жительстве в вверенном мне Отделении не оказалось; в случае же прибытия его надлежащий надзор за ним учреждён быть имеет, о чем буду иметь честь донести своевременно.

Полковник <нрзб> [435].

Частные приставы – это наиболее приближённые к общей жизни полицейские чины. Они Достоевского не обнаружили. Но ведь надо же как-то реагировать на летний петербургский запрос. И вот в ноябре (ноябре!) 1864 г. в деле появляется очередной документ:

М<осковский> Г<ородской> Т<елеграф>.

Депеша № 955

Подано на ст<анции> Адреснаго ст<ола> 25 Ноября

1864 г. 10 ч. 19 м.

Получено на ст<анции> Обер-Пол<ицмейстера> – 21 м.

Экстра. На № 519. Г. Раевскому [436]

Отстав<ной> прапорщик Фёдор Достоевский прож<ивает> Басманной ч<асти> 3 кв<артала> в д<оме> <Бенорабикина> № 34.

Ларионов [437].

Казалось бы: наконец-то! Однако сам этот текст являет собой некоторую загадку. Допустим, писатель в августе мог останавливаться у своих родственников Ивановых: они живут как раз на Старой Басманной. Но вовсе не в доме № 34, а в здании Константиновского межевого института, где служит доктором глава семейства. И среди московских адресов Достоевского адреса, указанного в справке, мы не знаем.

Уж не вкралась ли в телеграфическую депешу какая-либо ошибка?

Позволительно, однако, предположить, что адрес реален. Это, очевидно, квартира, которую Достоевский нанимал для Марьи Дмитриевны с ноября 1863 г. по день её смерти. Именно здесь он жил зимой и весной 1864 г. Именно здесь писались «Записки из подполья» [438].

Увы, осенью 1864 г. в «доме Бенорабикина» (или Беложаева, как более четко читается это имя в другом документе) разыскиваемый не проживает.

Между тем по итогам предпринятых разысканий московский обер-полицмейстер отправляет запрос:

Секретно

27 ноября 1864. № 1920

Полицеймейстеру 3 Отделения

По справке в Адресном Столе оказалось, что Басманной Ч<асти> 3 кв<артала> в доме под № 34 проживает отставной офицер Фёдор Достоевский.

Предлагаю В<ашему> В<ысокоблагоро>дию немедленно донести мне, не тот ли это Достоевский, за которым, по предложению моему от 25 прошлаго Августа в № 1547 следует иметь полицейский надзор [439].

Полиция, не слишком напрягаясь, ищет писателя уже три с лишним месяца. Но ныне не проходит и десяти дней, как на вопрошение начальства следует весьма интригующий ответ:

Господину Московскому Обер-Полицеймейстеру

Полицеймейстера 3 Отделения

Рапорт

На предписание Вашего Сиятельства от 27 истёкшаго Ноября за № 1920, о доставлении сведения о проживающем Басманной части 3 квартала в доме <Беложаева> под № 34 Г-не Достоевском – не тот ли он самый Достоевский, за которым по предписанию Вашего Сиятельства от 25 Августа сего года за № 1547 следует учредить полицейский надзор, честь имею донести, что означенным предписанием велено учредить надзор за отставным подпоручиком Фёдором Достоевским; проживающий же в доме <Беложаева> есть отставной прапорщик Сибирскаго линейнаго баталиона Фёдор Достоевский.

Полковник <нрзб> [440].

Неодолимая российская неразбериха сбивает с толку ревностных разыскателей. О ком, собственно, идет речь?

В 1856 г. унтер-офицер Сибирского линейного батальона № 7 получает первый офицерский чин – прапорщика – и может наконец жениться. В 1859 г. он подаёт в отставку, по получении которой, согласно существующему порядку, награждается очередным чином. Однако в виде на жительство, выданном ещё в Сибири, он значится как прапорщик. Отсюда – «поручик Киже».

Неизвестно, как справилась московская полиция с появлением двойника. Но проходит два года – и автор «Записок из подполья» вновь ускользает от внимания местных властей. То есть он как бы на самом деле оказывается в подполье.

С.‑ Петербургского Обер-полицеймейстера Канцелярия

Стол 1

17 июля 1866 года. № 1570

Московскому Обер-Полицеймейстеру

Проживавший в Санкт-Петербурге, состоящий под секретным надзором полиции отставной подпоручик Фёдор Достоевский ныне выбыл в Москву.

О чём имею честь уведомить, Ваше Превосходительство, на зависящее распоряжение, в дополнение к отношению предместника моего от 20 августа 1864 год<а> за № 4932.

Свиты Его Величества Генерал-Майор Трепов

За Правителя Канцелярии Усов [441].

Новая бумага подписана новым петербургским обер-полицмейстером Ф. Ф. Треповым: он только что сменил своего «предместника» генерал-лейтенанта И. В. Анненкова на этом посту.

Указанная смена произошла не случайно. 4 апреля 1866 г. в Петербурге у решётки Летнего сада Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II. Первое в отечественной истории публичное покушение на государя произвело на современников чрезвычайное впечатление (в том числе и на Достоевского, который, ошеломлённый, вбежал с этим известием к Аполлону Майкову [442]). Происходит ряд назначений и перемен: теряет, как уже говорилось, свой пост обер-полицмейстер Анненков, начальник III Отделения В. А. Долгоруков заменяется П. А. Шуваловым. Упраздняется должность петербургского генерал-губернатора, которую занимал «гуманный внук воинственного деда» князь А. А. Суворов (именно он в 1862 г. уведомил Достоевского о том, что тот находится под секретным надзором). 12 апреля Суворов ещё успеет представить министру внутренних дел П. А. Валуеву просьбу Достоевского о выезде за границу для лечения. Валуев относится в III Отделение. Там накладывают резолюцию: «Иметь в виду. По возвращении доложить об известном вопросе» (очевидно,