Белые рыцари

Поколение Марии росло на литературе, которую Дитрих Бонхёффер называл «разбавленным лимонадом». По мнению пастора, нынешние писатели не обладали резкостью и решительностью мастеров XIX века, таких как австриец Адальберт Штифтер[721]. Бонхёффер просил родителей передать ему исторический роман Штифтера «Витико», однако те не смогли отыскать книгу. Из-за постоянных бомбежек домашнюю библиотеку перенесли в подвал[722]. К изумлению Бонхёффера, «Витико» нашелся в библиотеке Тегеля, и пастор чуть ли не весь ноябрь с удовольствием читал этот тысячестраничный роман[723].

Действие «Витико» происходит в средневековой Богемии среди невысоких гор, вдоль границы нынешней Германии и Чехословакии. Благородный златовласый странствующий рыцарь Витико ведет очень скромную жизнь. Его доспехи сделаны из лосиной кожи, а ездит он на простой серой кобыле. В 1138 году он покинул родную Баварию в поисках свершений, удачи и высшей цели. В результате Витико оказывается втянутым в шестилетнюю войну между враждующими фракциями, которые пытаются объединить королевство Богемия, но при этом свято хранит верность благородному герцогу Владиславу. Витико отважно сражается, и ему удается накопить достаточно денег, чтобы построить замок своей мечты, жениться на прекрасной даме и жить долго и счастливо[724].

Бонхёффер ценил этот роман — он дарил ему «редкое и удивительное чувство счастья» — и ставил наравне с «Дон Кихотом» Сервантеса[725]. Пастор настоятельно советовал Марии прочитать эту книгу и даже привел цитату из нее, которая, как ему казалось, прекрасно отражала суть их ситуации: «Боль — это ангел, который открывает сокровища, которые иначе останутся скрыты… Боль делает людей великими, чего не могут сделать все радости мира»[726].

Может быть, это и так, но на долю Марии выпало слишком много боли. Она хотела остаться у родителей Дитриха в Берлине и пробыть у них с конца ноября до конца декабря. Она надеялась, что 17 декабря состоится суд, Дитриха оправдают, и они смогут вместе отпраздновать Рождество в поместье Ведемейеров в Патциге. Но тут появились британские бомбардировщики. Берлин запылал. Ганс фон Донаньи все еще лечился, а прокуроры трудились над восстановлением сгоревших документов — вероятность того, что суд состоится в декабре, таяла на глазах.

После многочисленных бомбежек дом Паулы и Карла Бонхёфферов стал почти непригоден для жизни. Мария решила уехать из Берлина и посетить Рут фон Кляйст-Ретцов в ее имении в Померании. Она любила слушать бабушкины истории. Ей нравилось, когда бабушка читала вслух книги Дитриха. В начале декабря, как раз накануне ее приезда, выпал снег. Мария долго гуляла по лесу, наслаждаясь морозным покоем и одиночеством.

«Все спокойно и прекрасно, — писала она Дитриху. — Кажется немыслимым, что где-то существуют войны, тюрьмы и разрушенные города»[727].

Но все это существовало. Десятого декабря Мария вернулась в Берлин, чтобы посетить Дитриха в тюрьме. Тот сделал ей рождественский подарок: сборник любовных писем[728]. Они целый час болтали и вновь поклялись в вечной преданности друг другу — знакомый сценарий. «О, как же я от этого устала», — вздохнула Мария[729]. Дитрих тоже был подавлен, но невесте ничего не сказал. Свои чувства он выплеснул в откровенном, почти исповедальном письме Эберхарду Бетге, который оставался самым верным его другом: «Несмотря на все, что я писал ранее, ситуация отвратительна… Я часто думаю, кто я — человек, который продолжает корчиться среди этих ужасных, невыносимых несчастий… или тот, кто бичует себя, а перед другими (и даже перед самим собой) делает вид, что спокоен, весел и собран… Мы помолвлены почти год, но не провели наедине ни часа! Разве это не абсурдно?…Мы практически ничего друг о друге не знаем… Возможно, проблемы растают, когда меня освободят. Я так на это надеюсь!»[730]

Через несколько дней Бонхёффер вновь написал Бетге, который готовился к отправке на итальянский фронт. «Я ни минуты не жалею ни о том, что в 1939 году вернулся в Германию, ни о последствиях своего решения. Я прекрасно понимал, что делаю… Нам остается лишь жить в твердости и вере — тебе — среди солдат, мне — в камере»[731].

Мария вернулась в Берлин 22 декабря и привезла из Патцига рождественскую елку, чем поразила Дитриха и охранников Тегеля. Пастор сказал, что, если убрать его постель, елка поместится в камере. Но дерево установили в комнате охраны. Мария подарила Дитриху связанный ею свитер и часы, которые были на ее отце, когда он погиб в России. Она сама застегнула ремешок на руке пастора. Еще один неловкий визит, но Мария считала его «своим Рождеством, и чудесным!»[732]

За неделю до Рождества Бонхёффер узнал, что суд официально перенесли. Новую дату пока не назначили. Очередная задержка сильно его расстроила. Гарольд Пёльхау попросил пастора написать рождественское стихотворение для узников Тегеля. Бонхёффер согласился, однако его «Утренняя молитва» оказалась совсем не праздничной. Он писал, как трудно порой сохранять истинную веру в Бога. «О, Господь, на заре к тебе взываю, — так начиналось стихотворение. — …В печали, но у Тебя — мир; во мне ожесточение, но у Тебя — терпение. Непостижимы пути Твои, но знаешь Ты путь для меня»[733].

В Рождество британские бомбардировки прекратились. Берлину дали пять дней передышки. Бонхёффер зажег в камере свечи. Он читал историю Рождества по Библии и пел самому себе рождественские гимны. Он написал Марии, Эберхарду и Ренате Бетге. В рождественскую ночь Мария из Патцига написала ему любовное письмо, которое заканчивалось словами: «Приближается Новый год, и это будет „наш“ год»[734].

Увы, «их» год начался на горькой ноте. Тринадцатое января было годовщиной помолвки Дитриха и Марии. В письме к возлюбленному Мария призналась, что это был «очень долгий год» — и мучительный для обоих. Она была благодарна, что смогла «разделить его боль», что они смогли «нести ее вместе» — явный шаг к убеждению Адальберта Штифтера, что страдания укрепляют характер. Мария как раз дочитывала «Витико» — теперь никакой Рильке не разделял влюбленных. «Чем дальше, тем прекраснее становится книга. Теперь я понимаю, почему ты ее так любишь»[735]. Мария добавляла, что сама порекомендовала бы «Витико» Дитриху, если бы прочла этот роман первой. «Порой Витико напоминает тебя, — писала она. — Вот почему я просто не могу его не любить». А почему бы и нет? Бонхёффер был белым рыцарем Марии, благородно сражающимся с