Шрифт:
Закладка:
Хельмут фон Мольтке пошел на большой риск — он предупредил коллегу по работе, что того должны арестовать. Юрист Отто Кип работал в Министерстве иностранных дел. Его участие в заговоре против Гитлера было весьма ограниченным — в случае успешного переворота ему предназначалась роль пресс-секретаря. Кип принадлежал к кругу берлинских интеллектуалов, которые в салонах или за чаем размышляли о жизни и политике после нацистов. В этот круг проник информатор гестапо. Предостережение Мольтке запоздало — Кип ничего не успел сделать. Шестнадцатого января его арестовали.
А через три дня гестапо арестовало и Хельмута фон Мольтке. Либо информатор узнал, что тот предупредил Кипа, либо телефон Мольтке прослушивали.
Мольтке задержали и поместили под излюбленную нацистами «защитную опеку» в Равенсбрюк — концлагерь и тюрьму в 160 километрах к северу от Берлина[736]. Ему было разрешено ходить в гражданской одежде, выполнять юридическую работу для абвера и дважды в неделю писать жене. Раз в месяц Фрейя могла его навещать. Встречи проходили в соседней полицейской академии, куда политических заключенных часто отправляли на допросы.
Фрейя и Хельмут сидели в кабинете в казармах полиции и беседовали под присмотром надзирателей. Фрейя перезнакомилась со всеми охранниками, которые вдобавок ко всему еще и читали все их письма. Некоторые интересовались, как идут дела в Крайзау. Фрейя говорила мужу, что надзиратели здесь весьма дружелюбны — тот хмыкнул в ответ: «Да, они действительно милые люди. Вот только во время допросов вырывают у людей ногти»[737].
52
Время ожидания
После допросов по делу о растрате генерал Остер назвал Манфреда Рёдера «самодовольным» и «безумно амбициозным»[738]. Рёдер терпеть не мог отказов. Когда в конце ноября доктор Фердинанд Зауэрбрух отказался выписать Донаньи из госпиталя Шарите, Рёдер выждал две недели и прислал в больницу машину «Скорой помощи», чтобы забрать обвиняемого в тюрьму. Зауэрбрух вышвырнул санитаров из больницы. Благодаря этому Ганс фон Донаньи смог встретить Рождество не как узник, а как пациент.
К Гансу пришли Кристина и все трое детей. Визиты других посетителей — Клауса Бонхёффера, Рюдигера Шлейхера и юриста Фридриха Перельса — приносили не только утешение и радость. Они рассказывали о состоянии заговора. От них Донаньи узнал, что Карл Гёрделер встретился с подполковником Клаусом фон Штауффенбергом, но они не поладили. Гёрделер счел Штауффенберга эгоистом и леваком; Штауффенберг увидел в Гёрделере старомодного монархиста. Впрочем, они уважали друг друга, а потому у них сложились вполне рабочие отношения.
Операция под кодовым названием «Валькирия» постепенно обретала форму. Планы покушения уже были разработаны достаточно подробно. Капитан 9-го пехотного полка Аксель фон дем Бусше вызвался ликвидировать Гитлера даже ценой собственной жизни[739]. Фюрер любил «военные игрушки» и требовал, чтобы ему показывали новейшее оружие и прототипы военного снаряжения, прежде чем пустить их в массовое производство. Военные только что разработали новые шинели и вещмешки для зимней войны. Штауффенберг как начальник штаба генерала Ольбрихта мог сделать Бусше тем, кто продемонстрирует новую шинель Гитлеру. А сам Бусше планировал положить в карманы две гранаты. Демонстрация должна была состояться в «Волчьем логове» на Восточном фронте.
График Гитлера постоянно менялся, и точную дату показа все никак не могли назначить. Бусше уже собирался в «Волчье логово», но тут, 16 декабря, британские самолеты совершили очередной налет на Берлин. Они разбомбили железнодорожные пути — и вагоны с тоннами амуниции и боеприпасов. Погибли и образцы новых шинелей. Показ пришлось отменить. Покушение сорвалось, и капитан Бусше присоединился к своему полку на Восточном фронте. Через несколько недель он был тяжело ранен. Ему ампутировали правую ногу. На этом закончилась его военная карьера — и путь заговорщика.
Когда Ханса Остера в центре заговора сменил Штауффенберг, вся активная деятельность переместилась из абвера в верховное командование. Штауффенберг и генерал Ольбрихт выстроили разветвленную сеть, необходимую для подрыва правительства изнутри. Ольбрихт отвечал за набор резервной армии — «армии замещения». От него требовалось подготовить новых солдат, необходимых для пополнения регулярной армии. Кроме того, резервная армия должна была поддерживать порядок в случае погромов — миллионы людей, насильно согнанные на работу на немецких заводах и в полях, и узники концлагерей могли поднять настоящее восстание.
В 1942 году Ольбрихт разработал план привлечения резервистов к борьбе с внутренним кризисом — ту самую операцию «Валькирия». Заговор зрел летом и осенью 1943 года — именно тогда Ольбрихт и Штауффенберг вновь вернулись к «Валькирии», которая могла помочь заговорщикам получить контроль над страной после убийства Гитлера. Однако никто из них не мог отдать приказа о мобилизации. Этим правом был наделен лишь командующий резервом армий генерал Фридрих Фромм. Карьерный военный, он никак не мог решить, на чью сторону встать. Чтобы не зависеть от Фромма целиком и полностью (заговорщики были готовы арестовать его, если он не поддержит заговор), Ольбрихт и Штауффенберг переговорили со сторонниками заговора — раньше и сейчас. Один из ветеранов неудавшегося заговора 1938 года поддержал новые планы без раздумий. Дитрих Бонхёффер называл этого человека «дядей» — это был генерал Пауль фон Хазе, военный комендант Берлина.
Донаньи был рад услышать от друзей новости об антифашистском сопротивлении, но не мог избавиться от мыслей о так и не уничтоженных «Хрониках позора». Если Манфред Рёдер обнаружит материалы, новая попытка переворота сорвется, еще не начавшись. Книга покажет масштабы антигитлеровского заговора и раскроет имена участников. Зять Клауса Бонхёффера Юстус Дельбрюк тоже навестил Донаньи в госпитале Шарите. По просьбе Ганса он несколько месяцев назад переговорил с Остером, и тот заверил его, что все материалы находятся в безопасном месте. Ни тогда, ни сейчас этот ответ не удовлетворил Донаньи. Он снова просил Дельбрюка забрать «Хроники», где бы они ни находились, и сжечь. Материалы исключительно опасны, и обращаться с ними нужно с особой осторожностью, чтобы не пропал ни один листок.
«Каждая заметка, — сказал Донаньи, — это смертный приговор»[740].
Манфред Рёдер и Ганс фон Донаньи жили по разному времени. Рёдер стремился привлечь