тварь, сударь некромаг?

— Скеленд, — не понижая голоса, сказал некромант, глядя прямо на приближающегося костяного гиганта. — Скеленд, искусственный конструкт, сработанный, как правило, из пяти-шести обычных костяков. Наиболее видные мастера делали ещё и пропорционально увеличенный череп, разнимая по швам и вновь скрепляя наново части обычных…

— Неплохо сделан, — кивнул отец Виллем, махнув для пробы булавой. — Очень даже недурственно. Прямо жалко ломать.

— Посмотрим. А насчёт того, что недурно… Видишь, насколько медленен?

Скеленд меж тем заскрипел и закряхтел, воздев громадный ржавый топор. Вокруг плеч и локтей гиганта заклубилась пыль.

— На местных воришек и жуликов действовать должно сногсшибательно, — заметил Фесс. — Бедолаги, что забрались бы сюда по ночному времени, точно драпали бы до самых окраин.

— Ну мы-то не воришки и не жулики, — монах стоял крепко, однако на висках проступил пот.

Фесс кивнул, обеими руками опираясь на посох. Подумать только — не костяные драконы, не орды ходячих мертвяков, а один-единственный конструкт, да ещё и сработанный не настоящим профессионалом-некромантом.

Скеленд надвигался, однако явно неспешно.

— Чары наложены плохо. Кости друг другу мешают, сопрягали не то, чтобы на скорую руку, но просто не зная, как. Видишь, у нас с тобой есть даже время поговорить и обсудить его, настолько он медлителен. О, о, гляди, сейчас навернётся!.. у его создателя с балансом точно не задалось!..

Однако скеленд не навернулся. Напротив, с каждым мгновением шагал всё шире и увереннее, приближаясь к некроманту и его спутнику. Правда, при этом он старался обходить розовые кусты; над костяной башкой вскинут ржавый топор, каким, наверное, он разделал бы и быка.

Как это было… странно и одновременно горько. Он помнил — из той, навсегда канувшей жизни — восставших из земли старого кладбища костяных драконов, он помнил чёрные смерчи, сносившие несчастный Арвест, помнил, в конце концов, Чёрную Башню в обеих её ипостасях, включая последнюю, когда ему удалось изменить судьбу двух миров разом.

А тут на него надвигался, размахивая топором, один-единственных костяной конструкт, сработанный из полудюжины обычных скелетов, отрытых господином мэтром на каком-то удалённом кладбище.

И те трое Древних, или тех, кто искусно притворился ими, пытавшиеся заманить его в ловушку обещанием того же самого — двери в «настоящую» жизнь, в истинное его прошлое.

Нет!

Здесь — оно тоже настоящее!

Что бы ни говорила тогда Аэ перед тем, как исчезнуть.

— Некромаг, — прошипел отец Виллем. — Не медли!..

— Не волнуйся.

Конструкт был прост, даже слишком. У лича его неупокоенные слуги получались куда сложнее и способны были куда на большее.

Этот же управлялся несложными чарами, настолько несложными, что Фесс даже удивился. Контрзаклинание можно составить прямо по учебникам факультета малефицистики; он и сплёл, и, негромко прошептав «лети», выпустил на свободу.

Да, неуклюжего стража башни при желании можно было испепелить, сжечь, заставить разложиться по косточке, рассортировав их при этом по всем прежним владельцам; ничего этого некромант делать не стал, наблюдая за работой собственных чар. Ноги скеленда, составленные из слитых, словно сплавленных воедино берцовых костей, вдруг конвульсивно дёрнулись, заплетаясь, гигант нелепо взмахнул ручищами, ржавый топор едва не вырвался из лишённых плоти пальцев — едва ли было так уж удобно держать скользкое гладкое топорище одними нагими фалангами — и неуверенно, дёргаясь, направился прямо к дверям особняка. Там он встал, расставив ноги, и широко размахнулся топором, от души саданул по обитым чёрным железом створкам. Хоть и ржавый, топор пробил их насквозь.

— Неплохо, неплохо, — с явным облечением выдохнул отец Виллем. Судорожно стиснутые на рукояти булавы пальцы его разжались. — Вот и первое доказательство. Добрые маги, служащие его милости виконту, в подобных богомерзких творениях надобности не имеют!

Скеленд покачивался, со скрипом пытаясь выдернуть прочно застрявший топор. Некромант глядел на тщетные старания гиганта, борясь со странными, предательскими мыслями, что он не на своём месте. Что всё это и в самом деле, как говорила Аэ, обречённые куклы, а настоящее и он сам, настоящий — он не здесь. Он по-прежнему там, в чёрной утробе магической Башни, готовой сорваться с Утонувшего Краба; в Долине; на тропах Мельина; в жарком пекле салладорской пустыни…— Врёте, — прошипел он сквозь зубы. — Вы всё врёте и всегда врали!..

Костяному чудищу меж тем удалось освободить топор и скеленд, как сказала бы тётушка Аглая, «изо всей дурацкой мочи» вновь засадил им по дверям, на сей раз едва не развалив надвое.

Сердцевина глефы вдруг задрожала, почти что задёргалась — кто-то лихорадочно пытался снять, расстроить, отменить наложенные некромантом на стража-скеленда чары.

Где-то высоко над их головами заскрипели петли, распахнулись ставни.

— И незачем так колотиться! Я и в первый раз отлично вас слышал! — раздался сверху недовольный старческий голос. Правда, раздражение в нём — наигранное — прикрывало отнюдь не наигранный страх.

— Маэстро Гольдони, — отец Виллем расправил плечи, выпятил грудь. — Именем Святого Престола и Святой же Конгрегации, отворите! Имеем к вам целый ряд вопросов!..

— Святая Конгрегация имеет ко мне какие-то вопросы? — дребезжаще возмутились сверху. — Какие-то, гм, прохо… то есть я хотел сказать — нежданные гости! — средь бела дня ломятся в мою дверь, сбивают с панаталыку моего стража… эй, эй, синьоры! Уж коли утверждаете, что представляете закон! Утихомирьте моего привратника, он сейчас все створки разнесёт, а вы знаете, во сколько они мне обошлись?!.. Настоящие гномьи!..

— Вас, маэстро, надули, — елико возможно любезно оповестил хозяина некромант. — Это не работа гномов, досточтимый. Не их железо.

— К-как это не.?! — оторопели наверху.

— Да вот так, не гномов, — небрежно бросил Фесс. — Вышедшую из их горнов сталь простым топором не прорубишь, даже в руках скеленда. Даже с вашими чарами, маэстро, не в обиду вам будь сказано.

— Не гномов… не гномов… — бормотали наверху, похоже, совершенно сражённые этим фактом.

— Достаточно взглянуть на излом металла, маэстро.

Тррррах!

Костяной страж меж тем старался по-прежнему.

— Ох, да утихомирьте же вы его наконец! — страдальчески возопил маэстро. — Он мне весь дом разнесёт! Oh deus meus, сплошные убытки, протори, утраты и огорчения!

— Дорогой… — раздалось вдруг оттуда же, с верхотуры, милым