Я выиграла.

В кои-то веки я выиграла.

Перевертыши недоверчиво аплодируют, и волнение, бурлящее в моих жилах, становится бесконечным, когда брови Дариуса поднимаются при виде общего числа выпавших костей. Когда он поднимает на меня глаза, я ухмыляюсь так же, как и он.

"Какая же ты мерзкая смертная", — промурлыкал он.

Я злобно ухмыляюсь: "Только лучшие против драконьей свиньи".

"Я бы хотел помериться силами со смертной", — говорит молодой золотоволосый мужчина, протискиваясь между остальными. Он подмигивает мне, заставляя меня сморщить нос: "За вычетом заключенного тобой пари на вопросы, я бы предпочел наготу".

Как смело он поступил после того, как я обыграла Дариуса, и как жаль, что он поверил, что я разденусь из-за этой игры. С жадными глазами его рука тянется к чашке, над которой все еще лежит ладонь Дария, но…

"Я бы не советовал прикасаться к чашке", — со свирепой угрозой в голосе произносит Дариус, медленно поднимая на него взгляд: "Катлер."

Катлер сглотнул и неуверенно кивнул: "Да, извини, Дариус", — бормочет он, провожая меня взглядом, пока я отступаю. Гас тащит его за шею, а остальные уходят, бормоча что-то об идиотизме.

Я закатываю глаза на это и заставляю Дариуса улыбнуться: "Теперь ты должен мне пять ответов".

"Как только у тебя появятся вопросы, ты их получишь, не волнуйся, Голди".

Сомневаюсь, но его игривый тон заставляет меня поверить в обратное, но пока я собираюсь оглянуться, в воздухе разносится музыка, и я отклоняюсь в сторону, наблюдая, как перевертыши вступают в центр таверны. Некоторые играют на флейтах, создавая бодрый темп вместе с гиттернами и барабанами.

"Что они все делают?" спрашиваю я, и Дариус поворачивает голову.

"На что это похоже, Голди?"

Я продолжаю смотреть, как женщины-перевертыши трясут своими платьями и топают ногами по земле.

Танцуют, они танцуют.

Дариус встает и протягивает мне руку, и я смущенно опускаю глаза.

"Я тоже не знаю этого танца", — говорю я настороженно. Мне не нужно повторение танца Ноктура".

Дарий широко улыбается и берет меня за руку: "Тебе и не нужно".

"Подожди, Дарий…", — протестую я, но он поднимает меня со стула, увлекая за собой к центру моего упрямства. Я пытаюсь вбить каблуки своих ботинок в деревянный пол, но он отпускает меня, так как люди начинают кружить друг друга, поднимая руки в воздух и хлопая в ритм. Дариус исчезает из виду, когда девушка с эбеновыми локонами обхватывает мою руку, обращенную в противоположную сторону, и улыбается. Она кружит меня мелкими прыжками, затем меняет руки, пока не передает меня кому-то другому.

Мои глаза становятся круглыми, пытаясь привыкнуть к новому человеку. Я ищу Дария, наклоняя голову во все стороны, но каждый раз, когда партнерша кружит меня, я оказываюсь с другим. Я визжу от восторга, когда мужчина с русыми локонами подхватывает меня за талию и поворачивает так, что я падаю на пол, соединяя с ним руки.

Барабаны бьют в такт движениям наших ног и хлопкам в ладоши, что я на мгновение забываю, где нахожусь. Это все перевертыши, о которых я никогда не думала, что смогу даже приблизиться к ним, кроме как для того, чтобы задержать или… убить.

А на самом деле они не так уж сильно отличаются от человека — от меня.

Почему-то вместе с движениями проникает аромат медовухи, напоминая мне о доме, о том времени, когда я вместе с братьями в ночь Ноктюра танцевала под падающие золотые звездочки.

Я расслабляюсь, закрываю глаза, и на губах появляется ухмылка. Откинув голову назад, я продолжаю улыбаться. Теперь уже другой перевертыш держит меня за руку вверх, последовательно вращая, пока все не превращается в сплошное пятно, и я не сталкиваюсь со следующим человеком впереди.

В горле булькает смех, я прижимаю ладони к груди мужчины, чтобы поддержать его, но когда я поднимаю взгляд, размытое пятно превращается в четкое изображение глаз Дария, сверкающих на меня.

"Ужасная танцовщица, Голди", — нагло пробормотал он.

"Правда?" говорю я: "Потому что я бы сказала, что черпала вдохновение у тебя".

Его глаза озорно блестят: "А, значит, как я понял, я тебя вдохновляю", — заявляет он, и прежде чем я успеваю ответить, он хватает меня за руку и выворачивает наружу.

Я качаю головой, не в силах сдержать смех, когда он возвращает меня обратно и погружает достаточно далеко, чтобы мои глаза оказались на одной линии с перевернутыми столами и табуретами.

И тут музыка обрывается. Смех вырывается из меня, заставляя мои плечи трястись, а голову мотаться вместе с телом, когда он поднимает меня на ноги. Все остальные аплодисментами и свистом приветствуют окончание танца, а Дариус продолжает держать меня за руку сбоку. Он спрашивает: "Ты уже придумала свой первый вопрос?"

Я замедляю дыхание до выдоха, и все следы улыбки исчезают с моих губ. У меня слишком много вопросов, что даже пяти не хватит: "Пока нет", — говорю я.

Его смех мягкий и знойный, как арфа, а вторая рука крепко сжимает мою талию: "Убедись, что каждый из них того стоит, Голди".

По крайней мере, я надеюсь, что они будут стоить того.

Звучит другая музыка, яркий тон скрипки. Мы с Дариусом не двигаемся с места, когда другие снова начинают танцевать. Он как будто обводит все мое лицо каким-то неузнаваемым взглядом. Я бы задала ему вопрос с раздражением, но тут появляется женщина, постукивая его по руке.

Он оглядывается через плечо, когда она приглашает его на танец. Когда он снова смотрит на меня, я в оцепенении отстраняюсь от его объятий. Я киваю девушке, чтобы она делала с Дариусом все, что ей заблагорассудится, и пробираюсь к барной стойке, за которой стоит Гас, обозревая всю таверну.

"Он дикий, да?" Он показывает подбородком на Дария.

"Хуже, пожалуй", — бормочу я, опускаясь на табурет. Мои ноги свесились с бочки, и я уставилась на Дария, который поднимает девушку с пола и кружит ее. Я почти слышу ее смех через инструменты.

Гас хихикает, но тут же затихает, а потом говорит: "Редко выпадают такие моменты".

Это переключает мое внимание с Дариуса на Гаса, и я хмурюсь: "Что ты имеешь в виду?"

Он опирается предплечьями о стойку: "Ну, несмотря на то, что он спасает существ и играет в одну или две игры, ночи всегда заканчиваются тем, что он слишком много пьет".

"Значит, его редко можно увидеть трезвым?" Я анализирую, наклоняя голову вперед.

"Редко можно увидеть его самого", —