его хватки, эта фраза ранит меня больше, чем я могу признаться, но я была первой, кто упомянул об этом, кто вспомнил тот день в Хризосе, когда он впервые сказал это: "Я никогда не пойму твою отчаянную потребность быть ненавидимым столь многими".

Он ухмыляется без малейшего проблеска веселья в своем взгляде: "Не делай вид, что ты когда-нибудь остановишься".

Мой стон — не что иное, как разочарование и гнев, собранные в одно целое: "Знаешь, на какой-то момент я подумала, что ты порядочный человек. Помогаешь мне выплатить долг, защищаешь этих существ? А вместо этого ты запутанный, высокомерный, лживый…"

"Эгоист?" Он шепчет, и достаточно сделать один-единственный шаг, чтобы он посмотрел на меня сверху вниз, его дыхание прошлось веером по моему лбу, а глаза пронзили меня насквозь.

Интересно, слышит ли он бешеный стук моего сердца, вырывающегося из груди, или сжатие моих кулаков от необходимости пополнить этот список? Но я не могу, не могу говорить, не могу думать, не могу дышать.

"Давай, скажи это", — его голос низкий и манящий, а взгляд на мгновение переходит на мой рот.

Скажи это, скажи это, скажи это.

Мы смотрим друг другу в глаза, невысказанная ярость на самих себя искрится между нами, а затем… наши губы сталкиваются, оружие вынимается, и начинается битва.

Его руки забираются в мои волосы, и от его натиска мы отшатываемся к дереву. В нашем поцелуе нет ничего нежного, наши языки сталкиваются, словно мы оба боремся, чтобы доказать свою правоту. Его губы мягкие, почти шелковые по сравнению с тем, как они двигаются вместе с моими.

"Ты меня бесишь", — говорит он грубым голосом, качая головой и покусывая мою нижнюю губу. Мои ноги грозят рухнуть на пол, и я издаю хрип.

Это пробуждает в нем что-то опасное, дикую похоть, и он снова яростно целует меня. Огонь, тень и разум — как и его сила, я поймана каждой из них.

"Я так тебя ненавижу", — говорю я ему в губы, когда одна его рука перебирается с моих волос на бедро и приподнимает его к себе. Мои руки перебирают его волосы, когда он наклоняет мою голову назад и приникает губами к моей шее. Теплая дрожь волнами распространяется между моих бедер, заставляя меня желать ненавидеть его, ненавидеть так же сильно, как я ненавижу его…

"Я чувствую к тебе то же самое…"

"Заткнись", — вздохнула я, притягивая его к себе.

С его губ срывается стон, властный и раздражающий меня, потому что он заставляет меня желать большего.

Я дышу короткими глотками, когда он проводит губами по моей челюсти, затем поворачивает меня, и я прижимаюсь спиной к его груди, а его рука скользит по моей шее, напоминая мне о моем сне. Я закрываю глаза, откидывая голову назад, и мое тело воспламеняется. Мои губы находят его губы над моим плечом, а другая его рука блуждает по плоскости моего живота сладкими, соблазнительными движениями.

Это ничего не значит, это ничего не значит, это…

Он останавливается.

Внезапная пустота заполняет меня, когда он отпускает меня, и я оборачиваюсь. Я дышу слишком тяжело, чтобы слышать что-то, кроме гула в моих венах.

Он повернут ко мне спиной, и я подхожу к нему, думая, что он остановился из-за того, что только что произошло, но по хмурому выражению его лица понимаю, что он сосредоточился на своем слухе, на своем запахе.

"Что…" Я не успеваю ничего понять, как Дариус отталкивает меня с дороги. Я ударяюсь боком о траву и зажмуриваю глаза, на несколько секунд задерживая дыхание, прежде чем приподняться на локтях и посмотреть через плечо.

Сердце замирает, когда Дариус, спотыкаясь, отступает назад, держась за стрелу в середине груди. Он вырывает ее, из наконечника стрелы льется флуоресцентный красный цвет, и смотрит на нее, когда его ноги подкашиваются, и он падает на колени.

"Дарий!" Его имя срывается с моих губ. Флуоресцентно-красный цвет… кровь из дерева Неома.

Нет, нет, нет, этого не может быть.

Я сажусь, пытаясь броситься к Дарию, но тут раздается стук копыт лошадей — к нам приближаются венаторы, которые слезают с них и добираются до Дария раньше, чем я успеваю. Двое мужчин хватают его за каждую руку и поднимают, когда он вздрагивает.

"Подождите!" произношу я, пошатываясь и вставая на ноги. Мой желудок опускается вниз, когда поляну окружают новые венаторы, и я верчусь, чтобы встретить каждого из них, пока не прорывается Лоркан.

Он здесь. Они все здесь. Как… как они узнали?

Он соскальзывает с лошади и бежит ко мне. Его руки хватают меня за бока, но мое зрение затуманено: "Тебя ударили?"

Я качаю головой, сглатывая, и смотрю на Дария, все еще находящегося в сознании, но неспособного отбиться от венаторов.

"Я сказал тебе ждать моего сигнала, прежде чем стрелять в него, — грубо говорит Лоркан кому-то позади себя.

Это моя вина. Я должна была уйти задолго до этого, достаточно предупредить Дариуса; вместо этого я задвинула все это на задний план, танцевала, пила и развлекалась с перевертышами: "Как…"

"Рад видеть, что даже спустя годы ты сдержал свое обещание однажды пленить меня", — прервал меня Дариус, обращаясь к Лоркану со слабым задыхающимся смехом.

Мои брови сходятся вместе, и я смотрю на Лоркана. Он молчит, ярость льется из него, как шелковистая кровь, пока я не перевожу взгляд на Дария, и мои вены превращаются в лед, когда он добавляет: "Брат".

Глава 38

Слово "брат" цепляется за каждую частичку меня. Мои губы раздвигаются, но ничего не происходит. Только глубокий выдох, когда я смотрю между ними.

Они братья.

Как такое возможно?

"Ты не собираешься подойти и поприветствовать своего брата?" небрежно произносит Дарий, но Лоркан не отвечает. Он смотрит в пол и скрежещет челюстью: "В прошлый раз ты повалил меня на землю, а теперь едва можешь на меня смотреть".

Я все еще не могу сформулировать предложение или набраться смелости, чтобы задать ему вопрос, не сейчас, не так.

Дариус снова смеется, слабо, но не без дразнящей остроты: "Жаль, правда, помнишь, когда мы были детьми, ты умоляла меня рассказывать тебе истории…"

"Хватит", — голос Лоркана становится резким, как никогда раньше, он поворачивается и бросается к Дарию. Дрожь, пробежавшая по мне, не прекращается. Она замирает до боли, когда я вижу, как Лоркан указывает указательным пальцем на Дария в суровом обещании: "Мы с тобой никогда не будем братьями".

Если кто-то