наших объятиях или о том, что я сказала. Почувствовав, что, должно быть, неловко себя чувствую, я прочищаю горло и добавляю немного резко: "Я знаю, что не сказала этого раньше, но я благодарна тебе за то, что ты спас меня. И я не из тех, кто так легко обнимается с кем-то, особенно с драконом, так что считай, что это всего лишь один раз".

Его голова откидывается назад в насмешливом удивлении: "Это…" Он нахмуривает брови и показывает на меня, почти улыбаясь: "Это ты так любезничаешь со мной, Голди?" Он прикладывает руку к груди: "Я тронут".

Мои брови поднимаются в полном неодобрении: "И теперь я понимаю, почему ты так сильно меня раздражаешь".

Он снова начинает ярко смеяться, озорной блеск появляется во всем, что он говорит или делает. Я вздыхаю и смотрю на светлячков, которые исчезают с поляны: "Не могу поверить, что я так долго гуляла, да еще и с перевертышем".

"Разве это такое уж преступление?" Он хмыкает, и моя бровь вздергивается вверх, потому что это именно преступление: "Шучу, Голди".

Послав ему острую улыбку, я говорю: "До свидания, Дариус". И направляюсь мимо него, вспоминая дорогу обратно в город, когда его рука хватает меня за руку.

"Подожди", — говорит он, и кончики пальцев касаются моей кожи, когда я поворачиваюсь к нему. Он не улыбается. Более того, все следы веселья давно исчезли: "Ты действительно собираешься вернуться к ним?"

Хочет ли он, чтобы я осталась с ним? "Я-" Вздох: "У меня там есть друзья, которые, скорее всего, думают, что я погибла". Я смотрю на землю и качаю головой: "Мои братья думают, что я пойду по стопам отца и стану венатором, просто слишком много всего происходит". Закрыв глаза, я снова достаю полумесяц и пристально смотрю на него.

"Похоже, ты ужасно любишь эту резьбу", — говорит Дарий, его голос — мягкая ласка ветра.

Я втягиваю воздух, и резьба нагревается под моей ладонью: "Уже много лет она является для меня источником удачи. Он принадлежит…"

"Лоркан."

Мои глаза метнулись к Дарию. Он смотрит на мою руку, а я хмурюсь от того, как он догадался об этом. После того, как я почти произнесла имя Лоркана, он, должно быть, предположил.

И он не ошибся, ткнув в нее пальцем: "Одним из их величайших желаний было объединиться и танцевать среди звезд". Его внимание снова переключается на меня: "Солярис и Крелло — так говорила моя мама".

Улыбка щекочет мои губы, но я не показываю этого, позволяя своим глазам блуждать по полумесяцу, по полированному дубу, который даже спустя годы выглядит так, словно был вырезан вчера.

"Ибо нет любви более великой, чем луна и солнце", — повторяю я слова своей матери и убираю резьбу в ножны.

Вдохнув, я поднимаю плечи, и следующие несколько секунд проходят так тихо, пока он не спрашивает: "Ты действительно хочешь быть венатором?"

Много лет назад любой мог бы спросить меня об этом, и мой ответ всегда был бы утвердительным. Я умоляла Идриса до такой степени, что у него начинала болеть голова от одного только слова об этом.

А сейчас это самый трудный ответ, который я могу дать.

"Я не хочу обсуждать это сейчас. Меня и так долго не было". Мой взгляд метнулся влево.

"Когда же?" Разочарование внезапно окрасило его голос: "Каждая секунда указывает на то, что ты не доверяешь Сарилин, даже своим людям, а я знаю, что та, кого я впервые встретил у ювелиров, не сдалась бы так просто. Она будет бороться за победу".

Я вздрагиваю от его слов, но не потому, что обижаюсь, а потому, что он прав: "Я не сдаюсь". Я поворачиваю голову к нему, и защитные стены снова преграждают мне путь. Прежде чем он успевает что-то сказать, я уже поднимаю руки вверх и хлопаю ими по бокам: "Ты ожидал, что мы приедем сюда, и я скажу, чтобы ты отвез меня обратно в свой дом? Притвориться мертвой еще немного? Какая разница, стану я им или нет? Ты был более чем счастлив сказать мне, что я для тебя всего лишь актив. Ты должен ненавидеть меня, как я должна ненавидеть твоих сородичей за то, что они убили моего отца, но, оказывается, они никогда этого не делали!"

Стоп, стоп, стоп.

Я не хочу.

"Я так долго верила, что именно твой род убил его, и всю свою жизнь я помню, что единственное, кем я хотела быть, это кем-то, кто мог бы отбиваться от драконов, защищать город и помогать своим братьям. Я много лет мечтала стать воином, но хватило всего нескольких месяцев, чтобы все, о чем я думала, изменилось".

Дарий просто смотрит на меня, переваривая мою тираду, мою вспышку раздражения, которую я испытываю из-за этого, из-за всего. Я поджимаю губы и нахмуриваю брови, чем больше он молчит. Ему всегда есть над чем пошутить, поддразнить, пофлиртовать, досадить.

Шутить, дразнить, флиртовать, раздражать меня ради Соляриса.

Я провожу руками по лицу: "Я не знаю, что я здесь делаю. Я не должна быть с тобой ни сейчас, ни когда-либо еще. Каждый день ведет к этим испытаниям, а я просто…"

"Тогда пройди их", — наконец, произносит он, и я замираю. Его слова пронзают меня как стрела, вонзаясь прямо в сердце.

"Что?" вздыхаю я.

"Пройди испытания и стань венатором", — он произносит это так жестко, что я убеждаюсь, что у него сломается челюсть: "Ты все время колеблешься в принятии решения, так облегчи себе задачу — выбери то, кем ты всегда хотела стать".

Я качаю головой: "Это не так просто…"

"В конце концов, ты права. Я думаю о тебе только как о ценности для меня. Может быть, мне на мгновение показалось, что в тебе есть желание помочь нам. Способ освободить перевертышей, не рискуя собой".

Я сдерживаю мгновенное раздражение, когда он небрежно поднимает плечо: "Лжец", — шепчу я так же, как он сделал это со мной тогда в логове, только я не могу сдержать, как я скриплю зубами на него: "Лжец. Ты даже не можешь посмотреть на меня".

Его глаза мерцают и впиваются в меня. Даже на фоне темного неба луна умудряется вспыхивать в них золотом. Он берет мою руку и кладет ее себе на грудь: "Ты для меня просто ценность", — осторожно повторяет он, и я наблюдаю, как выражение его лица не меняется, как медленно и ровно бьется его сердце под моей ладонью: "Теперь я лгу, Голди?"

Я выдергиваю руку из