Шрифт:
Закладка:
(26 октября 1942)
/…/ Население, как я тебе писал, гостеприимное необъяснимым образом. В саперной роте повар, у которого два сына погибли на этой войне, был очень заботлив в стремлении накормить нас до отвала хорошо приготовленными блюдами и помогает нам в любой работе. /…/
(15 декабря 1942)
Русские перед фронтом альпийских стрелков стоят неподвижно, как из гипса и ограничиваются снайперской стрельбой, которая кажется их специальностью, но занимаются этим достаточно редко. /…/ Сейчас не так холодно, как было в первые дни, я видел, как в мороз трудно приходилось часовому, который вынужден быть неподвижным. В роте я один из самых метких. Мне сделали две прекрасные бойницы, работая по ночам, я ощущал собственную безопасность, но не прошло пяти минут после торжественного открытия, как снайпер продырявил балку перекрытия в 10 см выше моей головы и потом продолжал такой же обстрел. Тогда я поменял позицию, но был тот же результат, потому что на такой дистанции мы в равном положении. Вчера ощутил на себе личную месть, потому что вечером он первым стрелял в меня из автоматического оружия.
Хочется отметить, что стреляют достаточно плохо. Вендетта относительно моей амбразуры мне была хорошо понятна. Если то отверстие в балке сделал один русский, я должен был ему благодарен.
/…/ Сейчас отдыхаю, и мы наслаждаемся лаврами победного сопротивления, как понимаешь, это наше победоносное сопротивление. В любом случае здесь дела идут очень хорошо, удобные убежища, отапливаемые дровами. Для нас очень важно это спокойствие. Первый эксперимент подтвердил, что мы приспособимся ко всему в любом случае, за какое-то время. Эти 40 дней были очень поучительны; тревожные первые ночи, черные как в печке, с дождями и грязью, войска, которые мы заменили, исчезли как призрак, как только мы прибыли и стали устраиваться на месте.
Сразу после первых морозов были последствия, потом мы немного привыкли, стали чувствовать себя безопаснее, как в домашних условиях, как мирные буржуа. Никогда не отдавал приказы, противоречащие гигиеническим условиям солдат. Если наши солдаты были бы только машинами войны, то это было бы бесполезно, но к счастью это не так. В любом случае, и ходьба полезна. Также потому, что мы всегда люди счастливые и потому, что русские – народ со своим собственным укладом.
Твои часы показывают часы и минуты, в которые стреляют русские пулеметы и отмечают час победы, который фиксируется в донесении новостей, как это предусмотрено.
Также здесь альпийских стрелков называют куриными солдатами. Против нас русские никогда ничего не предпринимали, можем поэтому быть уверены, что все уладится в нашу пользу.
(27 октября 1942)
Вероятность вернуться домой, как говорят альпийские стрелки, много больше, чем кажется, и дома беспокоятся больше, чем необходимо; и потом, меня волнует собственная шкура и военная служба, о которой за эти месяцы я конечно думал.
Простите меня за эти разговоры. У меня один взвод, который мне полностью подчинен… Не думай, однако, что я хочу бегать, рискуя бесполезно на этой войне, мы должны победить и вернуться, в конце концов.
Может быть, моя почта придет с опозданием в ближайшее время. Ты, пожалуйста, найди необходимые доводы чтобы успокоить наших, для меня будет трудно находить новости, которые были бы хорошими…
(30 октября 1942)
Дорогие мама, папа, сестры.
Меня отправляют на передовую и это письмо возможно последнее. Доверяю Карле, потому что не знаю, когда будет последнее послание.
Получите это послание только после моей смерти, теперь уже я думаю, это будет в ближайшие месяцы. Вижу мою судьбу как одну простую случайность. Но думаю, потребуется огромное ваше жертвоприношение, когда получите это мое письмо. Италия в войне, и все мы должны воспринимать это спокойно.
У меня нет причины ненавидеть тех несчастных, которые были на другом берегу и делали то же, что и мы, но я был, конечно, на своем посту среди моих итальянских солдат, которых я люблю.
Надеюсь, что моя смерть будет такой, к какой я приучаю солдат.
Политика, ответственность и причины этой войны не в счет; Италия находится в войне и поэтому там мое место.
Я имею честь сражаться за мою Родину с оружием в руках и я прошу не плакать о моей смерти.
У меня трепещет только сердце, когда обращаюсь с просьбой к вам о максимальном жертвоприношении. Простите меня, если я предпочел мой долг итальянца и любовь к Родине, которую должен любить как вас, но верю, что действую сознательно и не поменяю мою судьбу.
Продолжайте жить, как если бы я был с вами, такими же трудолюбивыми в жизни, с твердым убеждением в Победе за величие нашей Родины.
С Вами последние мысли.
Последний поцелуй.
Эмилио.
Моя могила будет далеко от дорог, поблизости от Дона, деревянный крест с табличкой, имя, дата, город Милан и моя каска. Это будет могила альпийского стрелка, какие я уже видел, которыми отмечена дорога итальянцев, прибывших сюда выполнить до конца свой солдатский долг.
* * *
Гаетано Габардини
Миланец, капитан, командир смешанной саперной части 5-го полка альпийских стрелков. Родился в 1900 году, умер в России в марте 1943 года.
(Фронт на Дону, 10 января 1943)
Награжден знаком «на поле боя» с бронзовой медалью за Военную Храбрость. С гордостью передаю тебе эту новость сегодня – 10 января 1943 года: мне 43 года! Но не старый душой и сердцем, я итальянец и настоящий боец. Обоснование для награждения было прекрасное; но мои солдаты были более достойны. Более прекрасные и более великие! Дорогие несравненные ребята. Мои ребята, эта великолепная рота, которая делает честь оружию фронтовых саперов и всего другого оружия.
Альпийские стрелки говорили: браво, вы более достойны носить черные перья! Бок о бок с нами оборонялись на правом фланге нашего армейского корпуса, мы сражались и сопротивлялись семь дней (не три, как сказано в обосновании) подряд под открытым небом почти без сна, в тяжелых климатических условиях с температурой 25–30 градусов ниже нуля. У меня было четыре раненых, двое обмороженных и несколько человек заболевших; ваши молитвы помогли мне тогда! Я был помилован, потому что не беспокоился больше о собственной жизни, только о битве, о Родине
