Моя Мариза, мои любимые малышки, в эти часы обстрелов и холода я так думал о вас, и вы мне давали силы для поддержки меня на ногах, всегда перед неприятелем, среди моих людей, пренебрегающих пулеметными и орудийными обстрелами. Как офицер саперов армейского корпуса, в один тяжелый вечер, когда другие колебались, я создал линию обороны, где не было ничего и я управлял людьми и оружием, я остановил колеблющихся, стараясь найти пропавших без вести; под убийственным огнем мы вырыли одну траншею, в которой оставались с 19 по 25 декабря, отбивая яростные атаки русских, под воздушными и артиллерийскими бомбежками днем и ночью. В ночь Рождества были в траншее и русские атаковали! Это Рождество я никогда не забуду!

Потом нас заменили другими частями на передовой, которые в это критическое время закрывали брешь в обороне.

Запомнил один залп «катюши», который взорвался в 5 метрах от меня, единственно, что я получил – контузия; у меня началось обморожение рук и ног, но сейчас чувствую себя довольно хорошо.

Мои офицеры так дороги мне, они такие отличные; ясные и спокойные; мои солдаты, улыбающиеся и отважные, невероятно сопротивляются ужасному климату и боям!

Сейчас ждем награждений за храбрость, которую проявили, утвержденных его превосходительством.

Видели, что дивизия «Юлия» упоминалась в немецком бюллетене: в этот период «Юлия» со своими удивительными альпийскими стрелками в первые 12 часов удерживала позиции, которые должны оборонять до последнего. Эти позиции мы быстро сделали, и командир их докладывал победные рапорта о минимальных потерях среди своих солдат!

/…/ Все узнали о героизме этой части и среди альпийских стрелков, если не говорили, то будут еще говорить об этом. Сейчас мы возвратились к спокойной работе, как в начале, в тишине. Ты можешь быть спокойна; твой Гае сильный, спокойный, как это было во время опасности, как всегда, как хочешь ты!

Тебе дарю жаркую неделю в битве!

(Фронт на Дону. 11 января 1943)

/…/ Здесь все хорошо, сегодня была температура 20 градусов ниже нуля. Почта не приходила 15 дней и поэтому необходимо иметь терпение. Последнее твое письмо датировано 16 декабря: почти месяц прошел. Хорошо сплю, но иногда просыпаюсь из-за невозможного холода в избе! Конечно, траншея оставляет одно важное неизгладимое впечатление и может быть… немного ностальгии. Это действительно так, несмотря на… неистовую ярость людей.

Но ты чувствуешь действительно близость твоих людей и хочешь уберечь их, как настоящий командир, их синьор.

Становились львами даже овцы.

* * *

Ферруччио Бозио

Родился в Милане в 1915 году, умер на русском фронте. Лейтенант 5-го полка альпийских стрелков.

(15 августа 1942)

Мы пересекли несколько границ, проезжали большие города и столицы, вошли в район, сильно пострадавший с начала кампании в России. Перед нами простирались бесконечные поля подсолнухов, из которых делают масло и пекут хлеб. После тысячи километров мы спустились на землю, в один промышленный район. Остановка в бесконечном лесу, успокоились, нам было удобно. Все было тихо здесь вокруг, как будто во время путешествия; такое ощущение, что нам преувеличивали количество пресловутых партизан. Напротив, немцы нас окружали значительным контингентом /цензура/ что для /цензура/ не имели никаких сомнений. Возможно, через несколько дней, сделаем рывок вперед, на сотни километров, так как два месяца мы находимся от фронта на расстоянии, как от Милана до Рима.

(18 сентября 1942)

Наши альпийские стрелки, естественно, уже приводили в порядок деревянные лачужки, зарытые в землю. До сих пор все шло великолепно; каждый день приходили три или четыре, а в один день шесть дезертиров с русской линии фронта. Им удалось уклониться от слежки комиссаров, и они ничего не боялись, потому что их семьи были на территории, оккупированной странами Оси. Конечно, они все-таки сражались упорно, но с упорством скота, брошенного в загон, их сопротивление было вызвано только силой принуждения. Противовоздушная оборона альпийских стрелков и нашей части бездействовала во время остановок воинских эшелонов и на передовой.

(27 октября 1942)

Я был в штабе, на базе 5-го полка альпийских стрелков со своими мулами и думаю, что всю эту зиму буду кучером в степи на тройке.

/…/ Население было оптимистично и услужливо /…/ Дорога, которая соединяла нас с железной дорогой, была превосходной, это странно, железная дорога была в трех километрах, поэтому снабжения не хватало никогда.

/…/ Но вы должны знать, что ваш сын чувствует себя хорошо, катаясь вперед и назад на муле, верхом на лошади, на повозке по степи. Думаю, что кинохроника «Луче» сделала бы интересные кадры о моей русской лошадке, со стременем из двух кусков веревки, а вместо седла было достаточно тюка, жесткого-жесткого!

Если меня покажут, буду выглядеть, как Санчо Панса!

(29 октября 1942)

/…/ Сейчас, после многих километров (не менее 500), мы готовимся к зимовке, как Наполеон (я не хочу сравнивать его с нами, потому что он проиграл). Но в отличие от Наполеона, которого беспокоило отношение русского населения, для меня, например, было наоборот, сейчас население симпатизировало в этом населенном пункте, представляя помещение на зиму в домике (так как размещались в зимнее время в траншеях), за который я не только не плачу ничего за наем, но и по утрам мне приносят литр надоенного молока; один мой друг, более симпатичный и мастеровой, приносил к обеденному столу также мясо с молодой картошкой каждый раз. Здесь не принимают деньги, и когда работают, получают еду. Население имеет оборванный вид, но дворы полны гусей и коров. Это был район однозначно сельскохозяйственный, мы видели на сотни километров только одно пшеничное поле, убранное в огромные снопы, потому что зернохранилищ не было! Интенсивная советская зерноуборочная кампания была уничтожена везде нашими руками. Советские солдаты едва ли могли прибыть туда; думаю, что в один только месяц на фронте нашего батальона было около 250 советских перебежчиков (хотя боев не было).

За 6 месяцев наш батальон не уничтожил ни одного неприятеля. Здесь, на Дону, то же самое. Единственная наша неприятность была в том, что мы прибыли слишком поздно для похода в горы. Но не оставляем эту идею!

(15 декабря 1942)

/…/ Посылаю тебе весточку от альпийского стрелка, затерянного в степи, всей белой от снега, где есть только свист ветра и вой голодного волка. По опыту на ветер мне плевать, потому что такой как я и мои альпийские стрелки умеем защищаться достаточно. Волков я не видел, но они нам