хозяйку наедине с сыном, телом невестки и не успевшим родиться внуком. – Ты не должен проливать слезы в присутствии рабов, – строго сказала она Цезарю. – Если нужно поплакать, плачь в одиночестве.

– Неужели у тебя совсем нет сердца, матушка?

Аврелия шагнула вперед и, помрачнев еще больше, влепила ему пощечину. Звук эхом разнесся по комнате.

– Римский сенатор не плачет. Человек, подверженный чувствам, не выживет в этом городе предателей и изменников. Да, мне жалко Корнелию, образцовую жену, верную тебе до последнего часа, но нужно быть сильным и выдерживать удары, тем более в присутствии рабов и простого народа, а главное – в присутствии сенаторов. Хочешь, чтобы Цицерон, Помпей, Красс или Катилина узнали, что ты плачешь? Ты действительно думаешь, что это сделает тебя популярным в Сенате?

– Ты никогда не перестаешь бороться за власть, матушка? Даже здесь и сейчас, перед окровавленным телом Корнелии? – закричал Цезарь.

– Я никогда не перестаю бороться за выживание нашей семьи, сынок. И было бы хорошо, если бы ты поступал так же. – Аврелия вздохнула, опустила взгляд и пошевелила пальцами: они болели от удара. Быстро овладев собой, она снова посмотрела на сына. – Раз уж ты об этом заговорил… Кровь и сила, сынок, состоят из одного и того же вещества: кровь порождает силу, а сила питается кровью.

– Ты говоришь о крови, пролитой на полях сражений, но какая сила в пролитой крови Корнелии? – запальчиво возразил Цезарь, пораженный холодностью материных рассуждений.

– Корнелия умерла, рожая тебе сына, кровь от твоей крови. Этот ребенок был нужен семье, нужен тебе для сохранения нашего рода, обитающего в сердце Рима. А это, – Аврелия указала на окровавленное ложе, – было ее полем битвы. Она… повержена. Такое случается. – Аврелия поднесла тыльную сторону ладони ко рту: единственный признак волнения, который Цезарь заметил у нее в этот ужасный день. – Врач сказал, что она умрет, если будет продолжать тужиться, что она истечет кровью, что можно извлечь ребенка и сохранить ей жизнь, но Корнелия отказалась и принесла себя в жертву. Да, сынок, она принесла себя в жертву и проявила искреннюю преданность, как самый отважный римский консул, чтобы попытаться спасти жизнь твоего сына. Самое меньшее, чем ты можешь ей отплатить, – быть таким же отважным и не терять самообладания.

Цезарь сделал глубокий вдох; ему представлялась смерть Корнелии.

– А теперь, сынок, – продолжила Аврелия, – ты должен дать разрешение на кесарево сечение и раздельные похороны мальчика и матери, чтобы каждый прошествовал в Аид своим путем.

В Риме не делали кесарева сечения во время родов, чтобы извлечь ребенка. Кровотечение было слишком обильным, и каждый раз все заканчивалось провалом, принося дополнительные страдания женщине и младенцу. Но если при родах умирали оба, тела следовало разделить, чтобы, согласно римским обычаям, похоронить их отдельно.

– Да, матушка, – ответил Цезарь, глядя на простыню, покрывавшую безжизненное тело Корнелии. – Но откуда мы знаем, что это был мальчик?

– Он вышел достаточно, чтобы определить пол, притом что… роды так и не завершились.

Цезарь кивнул. Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль:

– А Юлия знает?

– Знает, – подтвердила мать.

– Плачет?

– Ни в коем случае. В эти минуты она явно сильнее своего отца. Но она напугана. Тебе стоит поговорить с ней, только сперва вытри слезы.

– Ты не позволяешь мне ни на мгновение проявить слабость.

– Как только люди увидят твою слабость, тебе конец.

Цезарь не ответил. Перед уходом он еще раз обратился к матери:

– Можешь закрыть Корнелии глаза и рот? Не хочу, чтобы ее видели такой, когда придут делать кесарево сечение.

– Закрою, сынок.

– Спасибо, матушка.

Наконец Цезарь вышел из комнаты. Аврелия поднесла руку к лицу Корнелии и прикрыла усопшей глаза. У нее разрывалось сердце.

Теперь Корнелии не будет рядом.

Аврелия больше никогда не услышит ее голос.

Это было похоже на приговор. Окончательный, ледяной, каменный.

LIV

Вечная любовь

Poor soul! His eyes are red as fire with weeping.

От слез глаза его красны, как угли[66].

Шекспир. Юлий Цезарь. Акт III, сцена II

Domus Юлиев, Субура, Рим

69 г. до н. э.

Тело Корнелии покоилось в центре атриума. Обычно умершего готовили к погребению поллинкторы, могильщики и погребальных дел мастера: они омывали и умащивали тело для похоронной процессии, pompa funebris, которая должна была состояться через час. Но на похоронах Корнелии все было необычным.

В знак уважения к сыну и любви к Корнелии Аврелия лично омыла тело невестки. Сестры Цезаря также явились в атриум, чтобы ей помогать. Женщины протерли тело Корнелии кусочками ткани, убирая следы крови, посыпали ноги, руки и лицо белой мукой тончайшего помола, которая скрывала синеватый оттенок кожи.

Цезарь тем временем заколол крупную свинью, предназначенную для богини Цереры, манов и прочих семейных божеств, чтобы похороны считались чистыми. Внутренности животного – exta – извлекли из туши и внимательно осмотрели, удостоверившись, что с ними все в порядке, а значит, боги согласны на погребение; в противном случае надлежало произвести еще одно жертвоприношение. Потом их спрятали в урну, чтобы доставить к месту погребения и сжечь вместе с телом Корнелии.

– Плакальщицы уже здесь, – сообщил атриенсий Цезарю.

– И музыканты, – добавил другой раб.

Цезарь кивнул:

– Пусть подождут у дверей. – Он повернулся к матери, сестрам и маленькой Юлии. Девочка с печалью наблюдала за происходящим, из ее глаз бежали слезы. – Пора.

– Все готово, – ответила Аврелия, имея в виду, что тело Корнелии омыто и убрано.

Процессия тронулась в путь.

Тело нерожденного ребенка, отделенное от матери с помощью посмертного кесарева сечения, осталось дома, в небольшом саркофаге. Рано или поздно его тоже следовало похоронить, но в тот день все были заняты матерью.

Процессию возглавляли плакальщицы. За ними следовали музыканты, исполнявшие печальные мелодии. Далее шли Цезарь, Лабиен и друзья семьи, которые несли тело Корнелии, чего патриции обычно не делали: к тому месту, где заранее сооружали погребальный костер, тело доставляли рабы или посторонние люди. Но Цезарь хотел, чтобы его молодую жену провожали в последний путь родственники, и заручился согласием матери, сестер и дочери, которые также следовали за телом Корнелии, закутанные в траурные покрывала[67]. За ними брели остальные женщины и родственники Юлиев.

Pompa funebris двигалась по лабиринту Субуры, мимо римских граждан, которые хотели выразить свое почтение умершей Корнелии, а значит, и Юлию Цезарю, их соседу, подобно им, проживавшему в этой скромнейшей части города. Они знали, что Цезарь – один из немногих патрициев, живущих с ними бок о бок, что он стремится отстаивать их права и