– Накануне у Витте была депутация рабочих и предъявила свои условия. И от него зависело ликвидировать дело с самого начала. Он этого не сделал, рассчитывая насильно ускорить развязку. И расчет его был верен.

9 января показало Маме еще кое-что – что ей не на кого надеяться… что от министров попахивает чесноком.

И самым ужасным было то, что вопрос войны и мирной конференции был уже решен Папой. И когда Мама об этом узнала, было уже поздно. Она убедилась теперь во влиянии министров на Папу. Все они знали, что согласие у Папы нужно вырвать раньше, чем она что-либо проведает. И, когда 9 января гроза разразилась, Мама говорила:

– Левые рвут Россию на части, прикрываясь народом… Но и правые готовы оставить царя; за это они жестоко поплатятся.

Поэтому нужно удержать Папу, а сделать это может только она. И с этого момента она вплотную подошла к делам правления.

Когда Мама узнала, что акт уже подписан, с ней сделался припадок. Она стала просить Папу изменить свое решение, но папа ответил:

– Я – царь…

И Мама возразила ему:

– Царю все можно!

В этом участвовала Гневная, сам он на это не решился бы. Он боялся за свою жизнь и за трон.

– Всю ночь, – рассказывает Мама, – великие князья убеждали Папу. Но было уже поздно.

Тогда Мама решила отомстить стране за то, что та силой вырвала у него конституцию.

– Я заставлю страну проклясть этот день… и смыть это пятно кровью!

Мама сама повела контратаку против либералов.

В это время она получила письмо от императора Вильгельма, в котором он писал, что для нее явилась теперь возможность показать себя царицей, и советовал принять меры предосторожности: ни левое, ни правое крыло – только центр, благоразумный центр может помочь ей. Особенно же советовал не верить правым.

Мама считала, что он заблуждается, что не знает России: держать ее можно только кулаком.

Другой неприятной вещью, о которой Мама не любила говорить, было ожидание наследника и вся грязь вокруг этого.

– Ты знаешь, как мы оба любим детей[145]… Я должна признаться, что рождение первой девочки нас разочаровало, рождение второй – огорчило, а следующих наших девочек мы встречали с раздражением, – бедные малютки! И все это происходило потому, что рядом шипела Гневная. В ее унылом гнезде уже называли наследника, в особенности – после смерти С.А.[146].

Мама помнила два случая, когда Витте и Воронцов-Дашков и особенно в. кн. Николай Николаевич намекали относительно возможного наследника. Это было в 1900 г. Во время выставки Витте уехал в Париж, он был также и в Копенгагене, у короля Христиана[147], где в это время находилась Гневная. Говорили о в. кн. Михаиле Александровиче как о возможном наследнике. Витте указывал, что Михаил Александрович более подходит для трона, так как от отца он унаследовал необходимые для управления государством идеи, а от матери – ум и дипломатические способности[148]. Эти толки дошли до армии.

Другой случай произошел еще во время болезни Папы[149] еще до рождения Маленького. Опять всплыл Михаил Александрович. Куропаткин[150] рассказал все Маме. Эти слухи убивали ее.

В это время, по совету в. кн. Милицы, были привезены из Киева четыре слепые монахини. У них были с собой четыре свечи и четыре бутылки с Вифлеемской водой. Они зажгли свечи, окропили водой царское ложе и предсказали рождение наследника после того, как солнце обернется четыре раза. Когда же после этого родилась в. кн. Анастасия[151], их отослали обратно в Киев. Так предсказали они рождение наследника. Мама была в полном отчаянии. Она опять видела перед собой черный крест и впала в тоску – ничего уже не замечала. Как-то одна из девушек, А-ва, застигла их ночью с Папой в молельной. Об этом узнали, и после этого девушка заболела и была сослана в дальний монастырь. Тогда черногорская княгиня привлекла ко двору Митю[152]. Этот юродивый говорил только то, что ему открывалось свыше. Первые дни он путал Маму тем, что предсказывал всякие ужасы. Мама просила его помолиться о рождении наследника. Он помолился, потом причастил всех. Причастие Митя давал изо рта. Тут случилась большая неприятность. Когда он давал причастие в. княжне, ее стало тошнить, и она его выплюнула, сказав, что оно дурно пахнет. (Она вообще очень капризна.) Ее увели. Но Мама боялась Божьего гнева. После этого у в. княжны появилась сыпь. Заговорили о заражении, и Митя был удален.

Затем появился француз Филипп[153]. О нем ходило много сплетен. Но он излечил Маму от припадков, успокоил нервы; она стала лучше спать и окрепла. Столик Мудро[154] предсказал, что у нее будет сын, и так как она чувствовала себя лучше, то подумала, что это беременность. Врач подтвердил это. Потом, когда доктор уехал, Мама опять стала горевать: было определено, что это опухоль. Профессор отменил лекарство Филиппа, так как оно плохо действовало. Все издевались над ними, и Мама это знала. – После этого, – рассказывала Мама, – я видела страшный сон и уже знала, что у меня родится сын. Это было в ночь на мои именины. Я спала. Вдруг над моим изголовьем я вижу точно отверстие в потолке, и оттуда – легкий ветерок, приятный такой. Я вдыхаю его с радостью. Внезапно оттуда спускается как бы белая косынка, или крылья, и около меня, перед моей кроватью оказывается какой-то человек: босой, в белой рубашке, подпоясанный веревкой; он спокойно осеняет меня крестным знамением и что-то шепчет. Я хочу разбудить Папу, но человек все шепчет, хочу что-то спросить его, но он тихо удаляется. Говорю: «Кто ты, скажи!» – а сама не могy отвести от него глаз. «Алексей – человек Божий!» – шепчет он и исчезает… Я стала тихо плакать, а когда Папа проснулся, я сказала ему, что у нас будет сын Алексей. И с того момента ждала и надеялась.

В это время Плеве, знавший, о чем молились царь и царица, убедил их побывать у монахов святого Серафима Саровского[155], молившегося за царскую семью (все Романовы признавали это). Папа и Мама отправились туда.

* * *

Мне от него не надо ласк, это мне отвратительно, а мне говорят: «Папа приходит к тебе не просто так».

После его ласк я два дня не могла двинуться. Никто не знает, какие они дикие и зловонные. Такие, как он, кидаются на женщину только пьяными. Он в это время бывает отвратителен.