* * *

Вчера Папа опять поучал меня, чего ждет от меня Россия. Удивительно, как он совершенно не понимает, что я только человек… И еще спрашивал, люблю ли я Россию? Ну разумеется! Всякий любит то, что приносит ему пользу, или то, что ему выгодно. Что была бы я без России!

* * *

Опять Извольский! Когда он мне что-нибудь говорит, то думает: «Как бы эта дура (то есть я) чего не напутала!»

И не понимает того, что я на всех кобелей плюю – с ног до головы. Все они – глина с кизяком, самая настоящая глина; я видела такую, когда ездила в Полтавскую губернию, где бабы обмазывают ею свои хаты. Но он полагает, что он благороден, что он мрамор. Так он говорит о себе.

* * *

События, события!.. Нет проходу от этих дур! Вчера была Извольская[135]. Она точно чирей: если придавить – завоняет. Пищала:

– Ах, Аннет, если бы… если бы помочь… если бы… Я не хочу. Я слушаю их только по необходимости. Слушаю и думаю: «Ну, выкладывай, дура, с чем пришла!»

Но она кудахчет, как курица над просом.

– Маме, – говорит она, – неизвестно, что народ ее не знает… и не любит… И придворные дамы тоже ее не любят… Она или горда, или застенчива. Это очень плохо: с помощью придворных дам она могла бы сделать много хорошего, так как погоду делают дамы!

И потом просила устроить молодого Родзянку. Всем известно, что он для нее не только кузен, но и еще кое-что.

Когда я рассказала Маме о том, как к ней относятся придворные дамы, она засмеялась:

– Не любят?.. И народ тоже?.. Ну это еще не беда! Надо, чтоб боялись. А заставить бояться – это я сумею.

Да, это Мама умеет.

* * *

– Убийство великого князя Сергея Александровича, – рассказывает Мама, – произвело на меня такое впечатление, что у меня сделался припадок.

Это потому, что она боялась не анархистов, а тех, кто их[136] не понимал. Тех не укрывают левые министры. Они могут погубить всю династию. Папа тоже не боится анархистов, не верит в революцию. Он боится только своих. Но, несмотря на этот страх, сходится и сближается легко. Так же легко соглашается и много обещает.

Гр. Воронцов-Дашков[137] говорит:

– Молодой царь отталкивает честных дворян не отказами, но обещаниями.

Никто не имеет стольких врагов, как Папа. Как среди тех, кому он покровительствует, так и среди тех, кто впал в немилость. Вероятно, потому что он всегда действует под давлением. Его приказания бывают иногда путаными: Мама отвергает то, что предлагает Гневная, даже если и согласна с ней. Она не допускает, чтобы царь думал, что там ведут правильную линию.

* * *

Мама опять больна, и потому мы много бываем вместе. Она рассказала мне о тех двух периодах, относительно которых ходит столько сплетен. Мама не любит вспоминать о них. Мы говорили об Орлове[138]. При дворе по поводу этого много лгали. Вот что рассказала Мама:

– Я такая же женщина, как и все, начиная с Гневной и кончая Аришей-прачкой (молочная сестра великой княгини Ольги[139], любимица Мамы). Все другие могут любить. Я же не смею. Когда я была еще очень юной, я любила Г…[140]. Но мы знали, что это невозможно. Это было очень тяжело и очень оскорбительно… Папу я вначале только переносила. А потом пришли нежность и постоянная боязнь за него. За каждый час… Это слишком утомительно…

А он, Орлов, был первым, кто увлек меня. С ним было бы очень легко… Но я никогда не была его любовницей. Потому что я должна была рожать детей и всегда думала, что наследовать царский трон или взойти на него должен царский сын. Поэтому я никогда не могла иметь любовника. Я боялась еще и того, что если бы у меня был ребенок от другого, он был бы сильнее, чем дети царя, и от этого всем было бы плохо. Поэтому наша любовь была печальна, как и все… Я любила беседовать с ним и петь ему… – Действительно, Мама становится очень красива, когда поет. – Он не любил говорить со мной о политике, потому что моя судьба казалась ему очень страшной и он боялся, что Гневная и великие князья окажутся сильнее меня.

Мама рассказывала, что он никогда ни о чем не просил ее.

– Я бы ему не отказала. Он не любил Агинушку, хотел удалить эту сову от меня, чтоб ее не видеть.

Та не любила его и подавно. Может быть, потому, что Мама чувствовала себя с ним хорошо и не слишком в ней нуждалась.

– Утрата Орлова была для меня таким тяжким горем, что я боялась потерять рассудок, и только ожидание Маленького – я опасалась за него – спасло меня… Папа сказал однажды, что он ничего не потерпит как муж и царь. Но я ему сказала – и он мне поверил, – что я его никогда не обману. Я могу иметь детей только oт моего мужа и царя…

Это верно. Я знаю, Мама верит в Бога. Если ей кажется, что это от Бога, она не обманет ни за что. Кстати, это удивительно: когда она говорит, ей нельзя не верить; это не то что Папа.

Между прочим, я слышала случайно, что Орлов, который никогда не вмешивался в политику, склонял Маму к тому, чтобы она держалась левого крыла, потому что придворные обманут. С придворными трудно ладить, так как они сильны. И потому они будут вертеть и увлекут в болото.

Если бы он не ушел так рано, может быть, все было бы по-другому. Мама признает это и говорит, что на то была воля Божья… Чтобы спасти династию, надо было потерять его… Мама верит, что придворные верны трону, так как поддерживают его и защищают его интересы, как помещики и дворяне. Но я думаю, что это не так: Милюков и Родичев[141], и даже Витте – такие же помещики и дворяне.

* * *

С ужасом рассказывает Мама о двух страшных ночах: о ночи 9-го января, после Гапона[142],и о ночи подписания акта 17 октября[143], акта конституции. Виновниками этих событий считают Витте и Мирского[144].

По поводу 9 января Мама