иудейска». Нынче — можно и — _н_у_ж_н_о. Размер — самый малый, странички на 3–4. Газетных строк — 200–250–300, самое большое. Видишь, как легко! Жиды тебя за него распнут. В случае печатания — поставишь псевдоним, например, Оля С. Теперь — маленький предварительный совет позволю себе дать тебе, — как _о_б_щ_е_е_ (для всего дальнейшего твоего искусства). Не нажимать, не подчеркивать, скрыть совсем _с_в_о_ю_ душу. Самый спокойный тон. Ничего лишнего, что не идет к _с_у_т_и. К_р_а_с_и_в_о_с_т_и — ни-ни! Чтобы — «слову тесно, чувству — простор» — (читательскому и твоему-укрытому), без крика. Полная искренность — будто любимому рассказываешь, интимно. Ненужных — лишних — «пейзажей» избегать, чего часто, — почти всегда! — не делает Бунин, очень часто Тургенев (ни к селу, ни к городу) — и _н_и_к_о_г_д_а_ — Достоевский. Помни: «пейзаж» нужен, когда он связан с душой действующего лица, что-нибудь уяснить помогает, а не для любования и — отвлечения. Самый лучший пример «пейзажа» — гениальнейший прием! — у Чехова — в повести «В овраге»307 — когда Липа (ах, ка-ка-я! лучшая во всех творениях его! — ) несла своего ошпаренного мальчика: дорога, ночь, месяц, кукушка, выпь, соловьи, лягушки. Здесь — высота — эта VIII глава рассказа — выше которой Чехов не подымался. Это — лучшее во всей мировой художественной прозе. И — какая простота! Бунину здесь до чеховской щиколотки не подняться: ему трагическое — никогда не удается. На этом, детка моя, учись. Можешь найти и у…. — поищи в «Про одну старуху»308. Но я свято склоняюсь тут перед А. П. Чеховым; Есть и — в «Солнце мертвых»… — но там — крик трагизма, _д_р_у_г_о_е, — так _н_а_д_о. Тут, у Чехова, на таких контрастах построено! Радость ночи — и всего в степи, — и — прибитость каменная бедной человеческой души. Дай, Олёк, щечку, — хочу поцеловать, в радости, что в тебе все это есть, сила сердца, и художественная умность. Сестричку свою целую _и_з_б_р_а_н_н_у_ю_ Господом! Будь смела.

Предстоит тебе труд огромный, но какой сладостный, какой — во — Имя! Помни: всегда _у_ч_и_с_ь. Чехов верный (большей частью) водитель. Еще шедевры: «Архиерей», «Ночью»309 (в поле бабы на [страстной неделе] — и студент, — Чехов выделял этот рассказ). Помни: _н_а_ч_а_л_о_ всегда должно быть — смелым, простым, как бы вводом в суть. В рассказе — общая окраска — голод, смерть. И в этом страшном (фон этот _в_с_е_ время должен чувствоваться, даже в «пейзаже», — как в музыке — музыкальный фон — тон, _р_е_к_а, — на чем и разыгрываются лейтмотивы. Тут — самое страшное, — какой контраст будет! — «песня, танцы». Ты — умная, — все поймешь. Слушай.

Место — Симферополь. Можешь прямо сказать, можно и С. (но — Крым!). Начало весны, еще голо, но — поют жаворонки, черные дрозды. Очень ветрено. Белая пыль. Сероватые невысокие дома, каменные ограды, на них еще пыльные (прошлогодние) плети «ломоноса» (вьющееся растение). Время — начало марта 22 года. Кое-где — видно за оградами — плодовые деревья в цвету — персики (миндаль отцвел), груши — редко. Голод. На тротуарах — всюду — умирающие, истощенные… дети, женщины, старики, всякие. Работы нет. Большевики уже 2-ой год. Даже трупы. Собак — _н_е_т_ (съели!), ни кошек. Редко в пыльных кипарисах — прячутся голуби — полевые. Для Крыма — Симферополя характерны — пирамидальные тополя очень высокие, кипарисы — в серых язвах, ржавчине порой, пыли, растрепаны, оглоданы ветром (весеннее равноденствие). Это — обрати внимание — покачивание кипарисов и голых верхушек тополей… (дивятся?!). Носит пыль. Люди валяются, как кучи тряпья. У многих в костлявых желтых руках стиснуты грязные «деньги» советские. Тогда за 1 штучку монпансье — платили тысячу руб. (вот _ц_е_н_а!). Сухие кости, камни (!). Стоны — нутряные, от слабости предсмертной, будто под землей. (Все я сам видел.) Не пройдешь 10 шагов — труп, умирающий, иногда — грозди, в кучке, прижавшись. С тупыми лицами проходят красноармейцы (привыкли). Не глядя уже, приходят по своим делам горожане (все серо, изношено). На базаре, (— запрещено торговать!) на редких столах-мостках — на блюде груда вареного риса, облитая кизиловым соком? киселем? Редко — белый хлеб, ситный, огромная коврига. Какая-то зеленоватая колбаса (?!), каменные лепехи — чуреки? — редко творог в липовой выдолбке (где тесто ставят). Этот базар до первой тревоги… соглядатаи следят — не идут ли красноармейцы — свисток — и нет базара. А захватят — все волокут, и товар, и торгашей. Я видел: некто купил фунта два белого ситного, завернул в рядно, — крепкое деревенское полотнище — полотенце? Вдруг стая голодных двуногих кинулась (как собаки грызутся стаей, ничего не видно в пыли!) свалка, — и — в миг! буквально — меньше минуты — ни-чего! — маленькие лоскутки от рядна (зубами рвали!) — ни хлеба, понятно, полумертвый покупатель в пыли… — миг один! — и — ни-кого. И никому нет дела. И кругом — полутрупы: татары, цыгане, армяне, греки, русские… — ни одного жида. А в Симферополе их бы-ло. Жиды — служили Советам. Учреждения все были набиты ими. (Об этом, конечно, нечего писать, — разве в шепоте кучек услышишь осторожное ворчание — «теперь _о_н_и_ хозяева»). Пример: в отделе социальной безопасности — социального обеспечения — жидовки, с наганами и браунингами на лаковом поясе — бегали, зажимая уши от воя баб (с грудными и подручными детьми), кричавших: «дай-те же хлебца деткам… погибаем… молочка дитю… у меня кровью пошло-о… Что ж нам, в помойке их топить… в море кидать?» Жидовки, бегая, — в истеричном виде, — вопят: «у нас нет вам хлеба! кидайте… куда хочете!» — (Сам видел.) И вот — при этой обстановке (1 1/2–2 страницы — все) — угловой магазин, бывшая лучшая кондитерская Симферополя (Сердечный, фамилия) — окна огромные, выходят одно на одну большую улицу, другое — на другую (перекресток улиц Пушкина и — Жуковского) — так что если смотреть в одно окно — видишь в другое — другую улицу. Помню, я с писателем Треневым310 шел… — музыка!! — Истекающий истомой, негой — томящий страстью… мотив. Танго?.. Очень замедленные переливы, _к_а_ч_а_н_и_е_ томное… — чувствуется страсть, качание тел — в страсти, _з_о_в_у_щ_е_й, ну, будто бы спаривание страстное под музыку… (вот так dance macabre[132]!) Совокупление Смерти… с _Ч_у_м_о_й?! И — видим: над входом (угловатым): красная вывеска — полотнище, и на ней черным: «Студия ритмического танца — _д_у_н_к_а_н_и_з_м» (!)311 — какой-то жиденок, очевидно, намалевал. Смотрим: 4 музыканта-еврея: квартет! Кружатся пары, в туниках, голоногие, голорукие, упитанные розовые лица девушек и юношей — еврейских, _т_о_л_ь_к_о! Полные плечи, полные, розоватые предплечья, серьги в ушах, прически «a l'ange» —