Появился Отон и воскликнул радостно, как любой добрый хозяин:

– Ты рано! Как же я рад, что ты позволил мне устроить императорский пир! – Он бесцеремонно надел мне на голову сплетенный из роз, фиалок, мирта и плюща венок. – Корона на императоре, празднество началось!

И он нацепил себе на голову такой же венок. Вообще, таких венков было множество, и все они ждали прибытия гостей на специальной подставке. Повсюду бегали рабы с корзинами, из которых рассыпали по полу лепестки роз.

– Это из Александрии, – пояснил Отон. – Здесь у нас розы еще не зацвели.

Тут откуда ни возьмись появился Петроний.

– О, розы! Как старомодно! – воскликнул он и нацепил на голову венок. – Антоний вроде как любил такое устраивать на своих пирах? Не могу припомнить, как давно это было?

– Ну, в то время он жил в Александрии, так что с розами у него проблем не возникало.

– А ты, похоже, на их доставку потратил целое состояние, – заметил Петроний. – Какая расточительность!

– У расточительности есть свои преимущества, – парировал Отон.

Тут появились рабы с духами в тонких алебастровых кувшинах. Отон приказал поставить кувшины на ближайший стол, а духи из одного вылить себе на ноги. В воздухе сразу запахло нарциссом.

– Из лесов Германии, – чихнув, сказал Отон.

– Да уж, мы, римляне, как блох, вычесываем предметы роскоши со всего мира и переселяем их к себе, – заметил до боли знакомый голос.

Сенека.

– Ты здесь! – воскликнул я, искренне обрадовавшись его появлению.

«Удержи меня, не дай совершить чудовищное деяние!» – мысленно взмолился я.

– Рад тебя видеть, – сказал я вслух.

– Он верен себе и все еще называет Байи «пучиной роскоши», – заметил стоявший рядом с Сенекой Бурр.

Философ огляделся по сторонам – похоже, он был не прочь продемонстрировать свое презрение к окружавшей нас помпезной безвкусице.

– Я всего лишь решил оценить эту роскошь, не более.

Тут к ним подскочил Отон, немедля нацепил обоим на головы венки и радостно заявил:

– Жду не дождусь трактата о роскоши!

– Вообще-то, сей трактат уже написан, – ответствовал Сенека.

В зал входили гости, среди прочих я заметил Пизона. Все, и сенаторы, и судьи, настроились веселиться и думать забыли о своих важных постах, ни один не пришел на пир в тоге. В конце зала появились музыканты с лирами и флейтами. Талантливыми я бы их не назвал; впрочем, из-за шума к их игре никто особо не прислушивался. Но вот для такого артиста, как Терпний, игра с ними была бы мукой или даже унижением.

В нишах вдоль стен сидели женщины с прикрытыми вуалью лицами – прорицательницы. Люди выстраивались к ним в очередь.

– Нанял их в Кумах, это тут недалеко, – похвастался Отон.

– Все они шарлатанки, – сказал Сенека. – Тот факт, что они обитают в тех местах, не делает их сивиллами.

– Может, этот дар как-то передается! – предположил Петроний.

Кем бы ни были эти женщины, у меня не было ни малейшего желания с ними общаться. Я прикоснулся к золотому браслету, который надел специально для этого пира. Кого он защитит: меня или мать? Придется сделать выбор – либо я, либо она. Глупость, как будто вещь может выбирать. Нерон, возьми себя в руки!

В толпе расхаживали красивейшие женщины, их забранные наверх волосы под коронами из цветов были украшены жемчугом и драгоценными камнями. Кто они? Жены, дочери, куртизанки или среди них есть и те, и другие, и третьи? Меня всегда привлекали такие особы, но в тот вечер я смотрел на них и ничего не ощущал; по правде сказать, дурные предчувствия отбили у меня даже самый обычный аппетит. И только я об этом подумал, мимо проплыла столь прекрасная женщина, что у меня даже челюсть отвисла. Это точно новая жена Отона Поппея, иначе и быть не может. Я проморгался и увидел, что теперь уже сам Отон ведет ее ко мне.

– Мой дорогой император, позволь представить тебе мою жену Поппею Сабину.

Она грациозно опустилась на одно колено и тут же плавно встала.

– Ты счастливчик, Отон, – сказал я. – И прими мои поздравления, вижу, боги к тебе благосклонны.

Поппея не потупила взор, как это принято, а смотрела прямо на меня. Глаза у нее были янтарного цвета. И волосы тоже были янтарные, они переливались множеством оттенков – рыжевато-коричневым, золотистым, медовым, бронзовым, ореховым – янтарь ведь не бывает сплошь желтым или коричневым. В жизни не видел таких роскошных, ярких волос.

– Я польщена, – сказала Поппея, и голос ее был под стать внешности, звучный и манящий. – Мы польщены, что ты выбрал нашу виллу и, более того, пригласил остановиться у нас и свою мать.

Мать. Она еще не появилась. Что-то случилось? Ей рассказали о корабле? У нее повсюду шпионы, а в команду пришлось набрать слишком много людей, которые знали о нашем с Аникетом плане.

– Вы истинные хозяева, – сказал я. – И мы с Августой благодарны вам за оказанный прием.

Но где же Августа? Вот-вот должны были подать еду. Отон поприветствовал гостей. Я тоже сказал пару слов. Рабы вносили блюда с закусками, искусно разложенными деликатесами, а место матери все пустовало. Я расположился на своей кушетке и мысленно призывал ее наконец появиться. Может, послать за ней?

Передо мной поставили блюдо с улитками, устрицами и морскими ежами. Пора было начинать. И тут в конце зала я заметил какое-то движение – появилась мать, и я сразу почувствовал облегчение, вслед за которым пришел страх. Надежда на то, что в эту ночь ничего не случится, исчезла. Обратного пути нет. Мне не было пощады, не будет и ей.

Мать плыла по залу, словно Афина, простые смертные сразу отошли на второй план. Она приблизилась к главной кушетке.

– Добрый вечер, – приветствовала мать Отона.

Тот с энтузиазмом пригласил ее занять место почетной гостьи.

– Мы только начали, – сказал он и указал на блюдо. – Перед тобой дары Нептуна.

Мать возлегла на кушетку напротив моей и приподнялась на локте. Она посмотрела на меня.

И тут встал Петроний, который на том пиру был «магистром пития».

– Я решу, какое вино мы будем пить и сколько воды в него добавим. – Он широким жестом указал на огромную амфору. – Сетинское! – Прошел к следующей амфоре и воскликнул: – Фалернское! – Потом к следующей: – Массикское! Я отдаю предпочтение сетинскому. Начнем с него? Осилим к концу вечера все три амфоры? Уверяю, у нашего хозяина императора наготове достаточно таких амфор, так что пейте до дна. И, как магистр пития,