Я совершил короткую поездку к мысу Мизен, чтобы обсудить с Аникетом продвижение нашего плана. Аникет заверил меня, что строительство корабля в завершающей стадии, а команда из заслуживающих доверия моряков, как он выразился, «проходит ежедневные морские учения».

– Расслабься, не терзай себя, – сказал он. – Все идет именно так, как ты задумал.

Расслабиться – это как раз то, чего я при всем желании не мог себе позволить. Но я поблагодарил Аникета за работу и спросил лишь о том, где будет пришвартован корабль и когда я смогу подарить его матери.

– Ее вилла на берегу озера Лукрино? Твоя в Байи, дальше в направлении мыса Мизен расположены другие виллы. Думаю, на одной из них тебе и следует устроить пир. Пришвартую там наш корабль, ты преподнесешь его в дар матери, и она после пира отправится на нем обратно к себе на виллу.

– Не хотелось бы устраивать веселье на чужой вилле, – сказал я. – Почему не закатить пир на моей в Байи?

– Для успеха твоего плана важна дистанция. Расстояние между Мизеном и Лукрино больше, чем между твоей виллой и Лукрино, это даст моей команде шанс увести корабль подальше в море.

– Понимаю.

Стало быть, придется попросить Пизона или Отона устроить пир от моего имени. Чем оправдать свое пожелание? Впрочем, эта парочка любителей удовольствий с радостью закатят пир и без моих оправданий.

– Она прибудет морем на своем корабле, – напомнил мне Аникет. – Все знают, что за время, пока была императрицей, она привыкла иметь в своем распоряжении весь римский флот. Тебе остается лишь убедить ее отказаться от своего корабля и принять в дар твой.

Слишком много задач требуют решения. Слишком много людей придется склонить на свою сторону. А сердце так колотилось в груди, что я с трудом мог собраться с мыслями.

– Хорошо, сделаю все, как ты говоришь, – согласился я.

* * *

Гавань была готова к пятидневному празднованию. Ветер теребил флаги на деревьях. На воде покачивались лодки под разноцветными парусами, некоторые были украшены гирляндами из ранних весенних цветов; над палубами разносился громкий смех встречающих весну людей. У пристаней тем временем разгружали с кораблей амфоры с вином и бочонки с устрицами и мидиями. Толпы людей направлялись к термам отмокать после допущенных накануне излишеств.

Что же до Минервы, все ритуалы в ее честь превратились в чревоугодие, обильные возлияния, плавания под парусом, ловлю рыбы, песнопения, танцы и внебрачные сношения. По идее, фестиваль в Байи открывал сезон мореходства и прославлял Минерву, богиню мудрости и войны. Но этот сезон мореходства запомнится в веках не из-за войн, которыми якобы управляет Минерва.

* * *

Я стоял на пристани и смотрел на приближающийся к берегу корабль матери. Меня так трясло, что Аникет, заметив это, взял меня за руку.

– Успокойся, – произнес он, – у тебя есть цель, не отступай от нее.

Послышался громкий лязг, и корабль, вздрогнув, остановился у деревянной пристани. Моряки, соскочив с палубы на мостки, быстро пришвартовали корабль, потом опустили трап, и на его верхних ступенях появилась мать. Она с царственным видом оглядела гавань. Легкий бриз развевал ее платье; шелк обнимал крепкое тело, подчеркивая все его изгибы. Она увидела нас и спустилась по покачивающемуся трапу.

Я развел руки, заключил ее в объятия и поцеловал в щеку.

– Приветствую тебя! – воскликнул я.

Мать огляделась по сторонам.

– Вижу, и адмирал здесь, – заметила она.

– Для меня большая честь приветствовать тебя, Августа, – сказал Аникет и отступил, чтобы не помешать моему разговору с матерью.

– Полагаю, он уже освоился в своей новой роли, – фыркнула мать. – Вольноотпущенники – мастера в таких делах.

Я предвидел ее выпад, поэтому просто улыбнулся и сказал:

– Как же я рад тебя видеть! – затем повернулся и широким жестом обвел покачивающиеся на воде лодки. – Все в гавани рады твоему прибытию на празднество!

Я указал на предназначенный ей в дар корабль.

– О, он великолепен, – сказала мать, – и, как я погляжу, совсем новый, позолота так и блестит. Чей он?

– Твой, – ответил я. – Это мой тебе приветственный дар.

– Мне? – озадаченно переспросила она, вместо того чтобы улыбнуться и радостно хлопнуть в ладоши.

– Да, моя дорогая мать, дарю тебе его со всей сыновней любовью.

Признаюсь, проглотить неразделанную тушку кролика мне было бы гораздо легче, чем произнести эти слова, но я это сделал. Мать не торопилась обрадоваться дорогому подарку.

– Такой красивый, – сказала она. – Но у меня есть свой корабль, зачем мне два? Что мне с ними делать?

– Ну… один ты можешь оставить здесь, а на втором вернешься в Антиум.

Мы подошли ближе к кораблю, и она залюбовалась позолоченной резьбой и отполированными бронзовыми уключинами.

– Уверяю, я позаботился, чтобы обстановка полностью соответствовала твоему вкусу.

– Благодарю, дорогой сын, но не слишком ли это щедрый подарок? – Она отвернулась от пристани, как будто потеряла всякий интерес к новому кораблю. – Сегодняшний пир меня вполне устроит. Полагаю, на вилле Отона найдется комната, где я смогу переодеться?

– О, конечно. – Я указал на виллу на склоне холма. – Все в твоем полном распоряжении.

– А почему ты решил пировать на его вилле, а не на своей? – чуть заметно нахмурилась мать.

– Просто для разнообразия. Когда устраиваешь веселье в одном и том же месте, неминуемо наступает пресыщение.

Такой ответ мать устроил, и она в сопровождении своих слуг отправилась к Отону.

Как только мать скрылась из виду, я подошел к Аникету:

– Она что-то заподозрила. И насчет нового корабля сомневается. Что, если она не захочет принять подарок и подняться на борт?

Аникет посмотрел на меня совсем как в те времена, когда, будучи моим учителем, объяснял какой-нибудь пассаж из греческого текста:

– Значит, ты должен устроить так, чтобы она приняла твой подарок и поднялась на борт этого корабля.

Да, эта часть плана целиком зависит от меня. Я должен учесть все ее ходы и уверенно на них ответить.

* * *

Солнце медленно опускалось за горизонт, воды в заливе были на удивление спокойны. Бриз, который еще совсем недавно развевал платье матери, стих, розовые лучи заходящего солнца подсвечивали плывущие в небе облака. Я выбрал тунику из тончайшего зеленого шелка. Туника была прекрасна, но я понимал, что больше никогда не захочу ее надеть. Я постоял какое-то время, закрыв глаза, в роскошной комнате, которую мне выделил Отон, и постарался взять себя в руки.

Я прошел в зал с высоким сводчатым потолком, где планировалось празднество. Из широких окон открывался великолепный вид на залив. Отсюда я мог увидеть огни Помпеев,