выполнению поставленной мной задачи.

Аникет посвятил их в курс дела. Ни Бурр, ни Сенека, казалось, не были удивлены рассказом о заговоре. Возможно, оба считали, что это было неизбежно. Возможно, даже ожидали чего-то подобного. Они долго молчали, наконец Сенека повернулся к Бурру.

– Ты можешь приказать преторианцам убить ее? – спокойно спросил он.

– Нет, – покачал головой Бурр, – она дочь Германика, гвардейцы ей преданы и не позволят и волоску упасть с ее головы.

– Значит, решать задачу придется тебе, – сказал Аникету Сенека. – Ты пройдешь весь путь и не дрогнешь в решающий момент.

– Будет исполнено, – кивнул Аникет и встал. – Возьму с собой морского капитана и лейтенанта, они беспрекословно подчиняются моим приказам. Можете на меня рассчитывать.

– Вот он – первый день моего правления, – сказал я, и это было правдой, до того я правил в тени своей матери. – И его мне дарит бывший раб. Этот дар невозможно переоценить.

– Так познается истинная преданность, – сказал Аникет. – Я ухожу, действовать надо быстро. А ты тем временем будь готов, что кто-то явится сюда с теми же намерениями. Подними всех стражников и рабов. Не дай застать себя врасплох, отрази удар.

И он быстро зашагал прочь. Бурр, Сенека и я переглянулись.

– Он прав, – сказал Сенека. – Она подошлет своего человека, может даже нескольких. Но, подготовившись, ты не только защитишь себя – у тебя на руках будет объяснение дальнейшим событиям. Помни, тебе предстоит держать ответ перед народом Рима.

– Да, да! – Теперь меня охватили страх и растерянность, ноги стали как желе.

Столько всего надо обдумать. Главное – самоконтроль. Думай. Моя жизнь в опасности. Моему правлению пришел конец. Матери больше нет. Это моих рук дело. Я один. Как все это осмыслить? Меня переполняли эмоции, захлестывали ужас и паника и отчаянное желание выжить.

Предположим, она действительно кого-то подослала. Если убийцу перехватить, это послужит доказательством ее вины? Где мой кинжал? При себе нет, где же я его оставил? Возле кровати. Я быстро сходил за кинжалом и призвал стражников.

Часы тянулись так медленно, казалось, время и вовсе остановилось. Сенека с Бурром сидели спокойно и почти не двигались. Ни дать ни взять – каменные статуи. Где Аникет? Он уже должен добраться до Лукрино. Что, если он не смог прорваться через ее охрану? Что, если он уже убит?

В дверь громко постучали, и на пороге появился раб:

– Посланник от Августы!

– Впусти его, – велел я.

В комнату вошел невысокий мужчина, взглянул на Бурра с Сенекой, поклонился мне.

– Я Луций Агерин, прибыл с посланием от моей госпожи Агриппины Августы для императора Нерона. Радостные новости! В море случилось крушение, но по милости богов и благодаря своему везению Августа не пострадала. Она желает успокоить сына и передает, что, хотя и знает, как он будет обеспокоен, все же просит его не приезжать, так как она в данный момент отдыхает.

Значит, в данный момент она собирает своих сторонников! Планирует напасть на меня! Утром ее стража и рабы будут здесь. Они окружат мою виллу.

– Это устное послание или ты доставил мне письмо? – спросил я.

– Да, письмо…

Он потянулся к рукаву, чтобы достать из него свиток, и в этот момент я уронил кинжал так, чтобы со стороны казалось, будто он выпал из рукава посланника.

– Стража! Сюда! – закричал я. – Хватайте его! Он подослан меня убить!

Агерина тут же скрутили, никто не стал слушать его крики о невиновности. Я повернулся к Сенеке с Бурром:

– Вы всё видели своими глазами! Она подослала ко мне наемного убийцу!

Мои советники мрачно кивнули. Крики посланника затихли вдали, на виллу снова опустилась тишина. Непроглядная тьма за окнами начинала рассеиваться.

Я сидел с прямой спиной и напряженно прислушивался, ожидая шагов Аникета.

* * *

И Аникет вернулся.

– Дело сделано, – коротко доложил он.

Хочу ли я услышать подробности? Смогу ли это вынести? Если не спрошу сейчас, потом пожалею, что не решился?

– Как это было? – прошептал я.

– Добравшись до виллы, мы увидели, что вокруг толпится народ: те самые зеваки с берега поднялись к дому. Но когда появился я с колонной вооруженных моряков, они быстро ретировались. Мы окружили дом, но внутрь вошли только я с капитаном и лейтенантом. Ты уверен, что хочешь услышать больше?

– Да, – все так же шепотом ответил я.

– Мы растолкали рабов и вошли в ее спальню. С ней была всего одна служанка; увидев нас, она сразу метнулась к двери. Агриппина повернулась к ней и спросила: «И ты меня покидаешь?» Так она осталась одна. Стояла в полумраке возле своей кровати. Потом повернулась к нам и сказала: «Если вы явились с благими намерениями, передайте ему, что я чувствую себя лучше. Если же вы убийцы, – тут она расправила плечи и вскинула подбородок, – я знаю, что мой сын непричастен. Он бы не отдал приказ убить родную мать».

Меня передернуло, но я должен был выслушать все до конца.

– Продолжай.

– Капитан ударил ее по голове, а лейтенант достал меч. И тогда она указала на свой живот и крикнула: «Бей сюда, в чрево, породившее Нерона!» Он так и сделал. Она умерла.

Когда-то давно – я уже успел об этом забыть и вот теперь вспомнил – мать поделилась со мной историей о том, как обратилась к одному астрологу, чтобы тот начертил мой гороскоп. По словам матери, астролог сказал ей, что, став императором, я ее убью. На что она ответила: «Пусть убивает, лишь бы царствовал».

Так она дала обет богам принести себя в жертву. Все сбылось. Боги не забывают обетов, даже данных опрометчиво. Они всегда собирают свою дань, и последние слова матери были тому подтверждением.

– А потом? – слабым голосом спросил я.

– Мы кремировали ее на ее же кушетке. Прах захоронили поблизости.

Мать. Уже обратилась в пепел. И тут силы оставили меня – как раз когда пение птиц начало разгонять эту долгую, полную ужаса ночь.

L

Солнце не знало жалости, оно поднялось над горизонтом и затопило мир ярким прозрачным светом. Мир без матери был угрожающе пуст. Я так долго сидел, не двигаясь с места, что один из рабов набрался смелости и слегка тряхнул меня за плечо.

Я пошевелился, и меня бросило в дрожь. Что теперь делать? Я не задумывался, что будет после этой ночи, что будет после корабля. Но теперь я должен предстать перед моим народом, предстать перед Римом. Новости уже, словно на мифических крыльях, неслись в Рим, неслись быстрее самой быстрой лошади и