Да, пусть она придет и вызволит меня из горьких тягот… если на это вообще у кого-то достанет сил.

Луций

Акте поймет: подписавшись этим именем, я хочу сказать, что она знала меня еще до других имен и титулов.

* * *

Письмо был отправлено, но это не принесло облегчения, наоборот – по ощущениям мне на грудь будто положили не одну Аппиеву плиту, а две. Я заказал специальную толстую подстилку из гусиного пуха, и теперь свинцовую плиту можно было сравнить с улегшимся мне на грудь здоровенным мастифом.

Занятия проходили так: я опрокидывался на спину, слуга-помощник укладывал мне на грудь плиту, после чего должен был отходить на разные расстояния и слушать, как я читаю отрывки стихов или философских трактатов. Цель занятий – слуга должен меня слышать даже из соседней комнаты. Это было очень непросто и к тому же муторно, но зато по прошествии нескольких дней я почувствовал, как растет моя сила.

– Думаю, к окончанию занятий грудь моя станет твердой, как кираса, – однажды сказал я Аппию. – Даже доспехи не понадобятся во время сражения.

– Ты планируешь вскоре поучаствовать в битве? – улыбнулся Аппий.

– Нет, и вообще надеюсь этого избежать.

– Так люди и думают – императора военные дела не интересуют.

– Интересуют, просто… – Пришлось перевести дух, потому что плита выдавила весь воздух из моих легких. – Просто не хочу становиться военачальником.

– Возможно, стань ты хотя бы очень ненадолго военачальником, люди бы перестали с подозрением относиться к твоему увлечению пением.

– О, только не ты. – Тут снова пришлось набрать в грудь побольше воздуха. – Готов выслушивать такое от Сенеки с Бурром, но не от моего учителя по вокалу.

Мне следует нацепить кирасу и шлем и в таком виде проехаться во главе солдат? Но сейчас никаких военных действий не ведется, в империи царит мир.

– Это не совет, я просто высказал вслух свои мысли. Единственно полезные советы, которые я могу дать, касаются тональности голоса и дыхания, но никак не политики. Я, как любой простой римлянин, живу в городе, а не во дворце.

– Вот именно.

Однако, когда помощник снял с моей груди свинцовую плиту и дышать стало легче, я обдумал его слова. Да, когда-нибудь – и, возможно, скоро – мне предстоит выступить в роли солдата. Но сначала – игры.

* * *

Я прибыл в сенат, чтобы объявить о двух играх и разъяснить разницу между ними. Прибыл в самой роскошной тоге, мягкой и дважды окрашенной в тирский пурпур. Сел, согласно протоколу, между двумя консулами – Титом Секстием Африканским и Марком Острием Скапулой. Решил, пусть все идет по правилам, ведь то, о чем я им сообщу, выходит за рамки всяких правил. Я встал:

– Эту сессию я собрал, чтобы объявить о том, что всех вас порадует.

Двести лиц смотрели на меня в ожидании и в то же время настороженно.

– Я приглашаю всех вас стать моими партнерами в проведении двух особенных игр. Первые, Большие игры, будут посвящены божественному спасению вечной Римской империи от недавней и не первой угрозы.

Сенаторы с непроницаемыми лицами ждали, что я скажу дальше.

«Расходы – вот что их пугает, – подумал я. – Что ж, им полегчает, потому что все расходы я возьму на себя».

– Ряд пьес мы посвятим империи и весь Рим пригласим их посмотреть, без платы за вход. Мы также устроим гладиаторские бои, танцы и балет, для чего предоставим мой амфитеатр, старый амфитеатр Тавра, театры Помпея и Марцелла и Большой цирк. И… – я спустился с невысокой платформы и, медленно поворачиваясь, посмотрел на каждого из сенаторов, – вы все и ваши семьи приглашены принять участие в представлениях и стать моими партнерами в празднестве. Да! Мужчины и женщины, юноши и девушки, старые и молодые, из семей сенаторов и всадников – вы примете участие в действах, а я предоставлю вам возможность обучиться в специальных школах. Те же из вас, кто не готов к таким тяготам, смогут выступить в роли хористов.

Самый упертый и дерзкий сенатор Тразея Пет, тот самый, который отказался голосовать за мои почести во славу спасения от коварной матери, поднял руку:

– Гладиаторские игры? Ты хочешь, чтобы мы дрались с гладиаторами?

– Никаких убийств не будет! – заверил я. – Но кто из вас втайне не хотел бы надеть шлем, взять в руку сеть и ринуться в бой? Вы годами смотрите бои, найдется ли среди вас кто-то столь трусливый, что не захочет хоть раз испытать свои силы?

Естественно, никто из сенаторов не признался бы в трусости, поэтому они просто закивали.

– Для этих игр я предоставлю снаряжение и условия для тренировок. И я обещаю, что некий человек выведет своего слона и устроит такое зрелище, что ваши внуки не поверят своим глазам.

Откуда-то донеслось тихое ворчание, но в целом они выглядели вполне довольными и, очевидно, хотели послушать, что я сообщу дальше.

– Вторые игры будут частными. Я назвал их ювеналиями – Играми молодых. Мы их устроим в честь моего первого бритья бороды. В отличие от первых игр с открытым доступом для всех римлян, от нищих попрошаек до генералов, эти можно будет посетить только по приглашению. Они пройдут на моих частных землях и в садах за Тибром; в этих представлениях вы тоже примете участие, причем как на латыни, так и на греческом. Это будут исключительно театральные представления, никаких атлетических выступлений. – Я снова поднялся на платформу и занял свое место между двумя консулами. – Это личное событие, но я желаю, чтобы вы его со мной разделили. Как вы знаете, первое бритье – особый случай, и каждый из вас помнит собственное бритье и какой праздник потом устроила семья. Вы все – моя семья…

Возможно, не стоило им об этом напоминать, как и о том, почему у меня нет своей семьи.

– …но в то же время я – преданный сын империи и принесу свою бороду Юпитеру на Капитолийском холме. Впервые ваш император так молод, что проведет церемонию первого бритья бороды, находясь в этом статусе. В то же время прошло уже пять лет с тех пор, как я стал императором. Все пять лет вы доверяли мне руководство и защиту империи, и я обещаю, что и дальше буду отдавать все свои силы ее служению.

Сенаторы стали тихо переговариваться, но вроде все были довольны услышанным.

– В Цезаревых садах устроим общедоступный