Послышались громкие стоны гостей.

– Хорошо-хорошо, одна треть воды и две трети вина. Слуги, разливайте!

Мать взяла поданный ей кубок и посмотрела на вино.

– Отбрасываю всякую осторожность, – сказала она.

– Все это в прошлом, – заверил я и пригубил вино.

О, мать была прекрасна в ту ночь, такой может быть только осенняя красота. Она очаровывала, непринужденно шутила и заводила умные разговоры с теми, кто возлежал поблизости, а когда формальная часть пира закончилась, поменялась с Пизоном местами, чтобы возлечь рядом со мной. Все гости к этому времени уже изрядно захмелели – это блаженное состояние будит желания и облегчает груз повседневных забот. Но я, как и мать, пил мало, мы смотрели друг на друга трезвыми глазами. Мы были близки, но наша связь была гораздо сильнее, чем обычная интимная близость. Мать устало положила голову мне на плечо, как будто наконец избавилась от тяжкой ноши. Как будто все преграды между нами рухнули… Так и было, потому что в эту ночь мы в последний раз были вместе.

– Ты подарил мне счастье, – промурлыкала мать, – не могу выразить словами, какое счастье.

Это был мой сыновний подарок – в свой последний день она была счастлива. Мы запьянели и расслабились и трепетно лелеяли каждый момент нашей близости.

* * *

Вечер подошел к концу, наступила ночь. Перед нами выступали молодые испанские танцовщицы и акробаты. Некоторые гости увлеклись игрой в кости, причем ставки были немаленькие. Петроний и его дружки удалились, чтобы в более приватной обстановке предаться сексуальным играм. На полу валялись объедки, лепестки роз и растоптанные венки. Пролитое вино впитывалось в щели между мраморными плитами.

Мы с матерью, покачиваясь, встали с кушетки.

– Спасибо тебе, – тихо сказала она.

Попросить ее остаться и не возвращаться на виллу на берегу Лукрино? Нет, слишком поздно, я уже не мог вмешаться, мой план пришел в действие.

– Позволь, я провожу тебя на твой корабль, – сказал я.

– На корабль? – переспросила мать, будто забыла о моем подарке. – Вообще-то, я собиралась вернуться в паланкине.

– Путь неблизкий, да и носильщики могут споткнуться в темноте. Корабль быстрее и безопаснее. Идем.

Стражники сопроводили нас к пристани. Мать посмотрела на оба корабля и собралась подняться на свой, но команды на борту не было. Аникет же проследил за тем, чтобы его команда корабль не покидала.

– Посмотри, твой новый корабль готов отчалить в любой момент! – сказал я. – Если не взойдешь на него, я буду вправе подумать, что тебе не понравился мой подарок.

Мать притянула меня к себе:

– Возможность снова тебя обнять – вот твой бесценный подарок.

Я обнял ее в ответ, хотя, учитывая мой план, это было подобно изощренной пытке.

– Безмерно рад тебе его преподнести. – И я поцеловал ее.

Мать взяла меня за руку, наткнулась на браслет и, слегка его поворачивая, погладила.

– Он тебя уберег, спас тебя, как же я рада.

Я отпустил ее, она поднялась по трапу и на мгновение обернулась – посмотрела на меня. Я видел лишь ее черный силуэт на фоне безлунного неба.

– Отдать концы! – скомандовал Аникет.

Корабль медленно отчалил от пристани, вышел в залив и исчез из виду.

– Теперь остается только ждать, – сказал Аникет.

XLIX

Час проходил за часом. Я вернулся на свою виллу в Байи, там с момента моего отъезда ничего не изменилось. Столы, кресла, даже свитки и светильники – все было на своих местах. Хотя почему что-то должно было измениться? За окнами стояла кромешная тьма. Я зажег всего одну лампу, но она, естественно, не могла разогнать тьму.

Разогнать тьму внутри и снаружи. Но возможно ли теперь такое? Она ушла, с ней было покончено, и это сделал я. Дрожь унялась, ей на смену пришло успокоение, руки и ноги словно одеревенели. Пламя в лампе мерцало, совсем как пламя ее жизни, угасавшее в эти часы.

В дверь кто-то тихо постучал, даже не постучал, а поскреб, как волк когтистой лапой. Я подскочил с кресла, распахнул дверь и увидел Аникета. Пот струился по его лицу.

– Ничего не вышло! – сказал он срывающимся от бега голосом.

Я затащил его в комнату и плотно закрыл дверь. Мы были одни, рабы спали в своих комнатах.

– Что? Как?

Пережить ужас от деяния, которое так и не было совершено?

Аникет тяжело опустился на стул, его мокрые от пота волосы спутались и торчали в разные стороны.

– Ей удалось уйти. Корабль стал разваливаться, но потом все пошло наперекосяк. Не все в команде были посвящены в наш план: матросов много, это было бы слишком рискованно. Те, кто был подготовлен, бросились к кренящемуся борту, чтобы корабль скорее опрокинулся. Те же, кто пребывал в неведении, бросились к противоположному в надежде его спасти. Он выровнялся, но продолжал тонуть, просто медленно. Одна из служанок твоей матери закричала: «Спасите меня, я императрица!» Ее тут же до смерти забили веслами, дубинами и кольями. Твоя мать поняла, что это заговор с целью ее убить, прыгнула за борт и поплыла прочь. Хотя одна рука у нее пострадала.

– Она поплыла? После столь обильного пира? Не знал, что она умеет плавать. И где она теперь?

– Она смогла подплыть близко к берегу, и там ее подобрали рыбаки. Или какие-нибудь гуляки с фестиваля. Кто бы это ни был, они переправили твою мать к берегу неподалеку от ее виллы на Лукрино. Вокруг было полно свидетелей кораблекрушения.

– И они думают, что это кораблекрушение?

– Зеваки? Конечно, что еще им думать? Они же не были на борту и не знают, что там произошло.

– Но она знает!

– Да, она знает.

О боги! Она знает, знает, знает! И она выжила! И обязательно отомстит!

– Она вооружит своих рабов! – вскричал я; страшные картины мелькали у меня в голове. – Нет, она явится с отрядом преторианцев! Она возьмет меня в плен! А потом выступит перед сенатом и обвинит в заговоре с целью убийства!

– Успокойся, ты себя не контролируешь. – Аникет заговорил уверенным тоном, как в те дни, когда был моим учителем. – У нас еще есть время. Пошли за Сенекой и Бурром.

* * *

Их виллы были неподалеку, так что они прибыли в течение часа и, если и были удивлены, что их среди ночи призвали к императору, виду не показали.

– Что случилось? – спросил Сенека.

Одежда его была в беспорядке, волосы взлохмачены, но это и хорошо, значит, он, не теряя времени, покинул виллу и был готов к