старается. Он никогда не был за правых, но какая разница, если эти самые легитимисты, установив крепкую власть, наведут в стране порядок? Тем более что позиция писателя чрезвычайно нравится несравненной маркизе.

Оноре запутался. Как выяснилось, он плохо разбирался в политике. Маркиза де Кастри крутила им как хотела. Не прошло и двух лет после свержения Карла X, как группа легитимистов во главе с невесткой г-жи де Кастри, герцогиней де Барри (из рода неаполитанских Бурбонов), затеяв бучу, вознамерилась усадить на французский престол сына герцогини – юного графа Шамборского. После этого начались аресты. В тюремном замке оказались и некоторые лица из окружения маркизы де Кастри[70].

Оноре, Оноре… Первой заволновалась ярая республиканка Зюльма Карро, которая, ознакомившись с очередной статьёй своего кумира в «Le Rénovateur»[71], поняла, что её друг находится под воздействием чьего-то пагубного влияния. Оноре сильно изменился, волнуется чуткая Зюльма; а всё потому, что пытается всюду успеть. Погонишься за двумя (да хоть десятью!) зайцами – поймаешь в лучшем случае одного.

Того же мнения придерживалась и мадам де Берни, о которой мы, читатель, почти забыли. Но нет, она жива и здорова, и ей пятьдесят пять. Весной 1832 года Лоре удаётся утащить обезумевшего от трудов праведных Оноре в Сен-Фирмен – в дом на опушке леса в Шантильи. Уф! Наконец-то он сможет собраться с мыслями и вновь спокойно поработать. Там, в Шантильи, он закончит «Тридцатилетнюю женщину»; и там же родится его «Турский священник» («Le Curé de Tours»).

О, Dilecta! Кто, как не она, смогла в очередной раз вдохновить этого гения пера на создание очередного шедевра. А Париж-эгоист уже требует его обратно: хватит расслабляться, кто за тебя будет работать?!

* * *

И вот Оноре вновь в столице, и… И хоть уезжай обратно. В Париже свирепствует холера! Люди в панике разъезжаются кто куда. Бальзак в нерешительности. Уехать? Куда, в деревню? В какую, их несколько. Опять в Ангулем, к Зюльме? Вряд ли. А вот жениться…

Маркиза де Кастри – «цитадель», некий «долгоиграющий проект», журавль в небе. А может, остановиться и взять штурмом очередной «форпост»? В Туре у Оноре остались друзья детства. Правда, сейчас его интересовал только один – вернее, одна: некто баронесса Дербрук, урождённая Каролина Ландрьер де Борд. Вообще, баронесс было две, но сестра Каролины, насколько помнил Бальзак, была настолько маленькой и неказистой, что о ней даже не хотелось думать. Другое дело – мадам Дербрук, чей муж скончался через шесть лет супружеской жизни, оставив вдове огромное состояние. Итак, в объективе вдова: далеко не юна, но богата и одинока. Быть может, быть может… Замок в Саше, сообщает г-н де Маргонн, в его распоряжении; если что, туда же подъедет и богатая вдовушка. Пожалуй, он так и сделает: поедет в Саше.

Тем временем мадам де Берни зазывает Оноре в Ньевр, где после развода с мужем поселилась у гостеприимного родственника, генерала Аликса, глухого старика, где, к слову, работала над корректурами «Сцен частной жизни». С другой стороны – герцогиня д’Абрантес, которая со своими мемуарами изрядно надоела. Нет-нет, если ехать – так только в Саше, к г-ну де Маргонну. Правда, денег, как всегда, кот наплакал. Что за жизнь! Но, главное, убежать!

В Саше было тихо, уютно и гостеприимно. Тепло, птички за окном, опьяняющий воздух.

«Саше, прекрасное имение, расположенное в семи лье от Тура, принадлежало г-ну М[аргонну], другу нашей семьи, – пишет Лора Сюрвиль. – И у него Оноре находил в любое время подлинное гостеприимство и самую теплую привязанность. У этих друзей он обретал спокойствие, коего был лишен в Париже. Он написал там несколько книг, в том числе “Луи Ламбера”, “Лилию долины”, “Поиски Абсолюта” и некоторые другие»{211}.

Потому и писалось отлично. На сей раз он пишет о себе. С кончика пера вместе с чернилами на листах рождается очередной шедевр Бальзака – «Биографические заметки о Луи Ламбере» («Луи Ламбер»). Работалось легко, ведь выдумывать почти ничего не пришлось, лишь вспоминать своё одинокое детство. Вандомский коллеж, тоску, обиды, одиночество без края и границ… Всё возвращалось на страницах его новой книги. Правда, для привлечения читательского интереса пришлось много философствовать, рассуждая о сотворении мира, что в конце концов сделало книжного Луи Ламбера явно вымышленным героем, но никак не живым. Философские взгляды Луи Ламбера, как понял читатель, явились взглядами самого Бальзака. Реальными получились лишь воспоминания о детстве.

«Чрезвычайно интересно остановиться на образе жизни Бальзака в Саше, – вспоминал Ж. де Маргонн. – Закончив роман, Бальзак устраивал себе, по его словам, каникулы. Он вел самый беспорядочный образ жизни: бог знает когда вставал, забывая об еде, часами бродил по окрестностям, подчиняясь лишь прихоти своей фантазии. Но даже если он и не писал, то мозг его все равно постоянно работал – гуляя, Бальзак обдумывал новый роман… Нужно сказать, что Бальзак не увлекался ни одним из деревенских развлечений. Он пробовал охотиться, но безуспешно, так как был слишком рассеянным, то же самое было и с рыбной ловлей… Мой отец, считавший себя хорошим игроком в шашки, как-то предложил Бальзаку сыграть партию. После нескольких ходов отец сказал: “Но, господин Бальзак, мы ведь играем не в поддавки. Вы отдаете все ваши шашки. Вы что, смеетесь надо мной?” – “Нет, – ответил Бальзак, – я играю вполне серьезно”, – и он продолжал жертвовать своими шашками. В конце концов у него осталась только одна шашка, но он сумел так повернуть игру, что съел последней шашкой все оставшиеся шашки отца. С тех пор мой отец считал Бальзака умнейшим человеком.

Но самое интересное было наблюдать за Бальзаком, когда… он начинал писать. Бальзак спал хорошо и крепко и заводил свой большой будильник на два часа ночи. Он сам варил себе на спиртовке кофе и поджаривал несколько ломтиков хлеба, затем приступал к работе, лежа в постели, положив бумагу на поднятые колени. Он работал обычно часов до пяти вечера, подкрепляясь только кофе с тартинками. В пять часов вставал, одевался к обеду и оставался в гостиной до десяти часов, ровно в десять он исчезал и шел к себе спать. Никогда он не изменял этому установленному им порядку. Обдумав свой роман, Бальзак писал его сразу, не отрывая пера от бумаги, оставляя пропуски для каких-либо конкретных данных, имен и т. п. Написав все, он вновь принимался за роман, внося необходимые поправки. И наконец он брался за него в третий раз, отделывая стиль, отшлифовывая фразу за фразой, иногда почти ничего не оставляя от первого