— Вчера ещё, господин сотник.

— А потом куда делась?

— Говорила, что в гриднице ей место нашли. Вы и обещали.

— Обещать-то обещал, да только в гриднице она не ночевала.

— Может, другое место нашла?

— Может, и нашла, — задумчиво пробормотал сотник. — Ты же знаешь, что ищут её?

— Зачем это?

— Сегодня утром, весь их отряд отравленным нашли. Только она и уцелела.

— Думаете, она их?

— Не знаю. Это пусть стража выясняет, да бояре думают, у меня и без того дел хватает. Просто, выходит, ты последним её видел.

— Так и есть, господин сотник.

— Если что-то о ней узнаешь, сразу мне скажи.

— Понял, господин сотник.

— А если понял, так катись в своё Пригорье, да ноги не сотри!

Но домой он сразу не пошёл. Сначала собрал десяток, объявил Бокшу старшим на эти четыре дня и велел усиленно тренироваться, пригрозив, что если по возвращении заметит, что успехи десятка уменьшились, то бегать все будут с двумя мешками за спиной.

— Не беспокойтесь, господин десятник, никто не забалует, — серьёзно, уже безо всякой издёвки ответил Бокша.

— Людей береги, — буркнул в ответ Ждан. — Тебе с ними в одном строю стоять.

***

Сияна и Цветава, похоже, ждали его и успели подготовиться — стоило только зайти, на него будто град из вопросов обрушился.

— Да прекратите вы трещать будто сороки! — попытался отбиться Ждан.

— Какие ещё сороки? — возмутилась вдова. — Вчера Лана убили, сегодня ещё семерых, а завтра что? По тебе тризну будем справлять?

— Типун тебе на язык.

— Типун — не типун, а отвечай, что стряслось?

— Отравили твоих товарищей, — сказал Ждан Цветаве. — Тебя ищут.

— Это я знаю, — ответила та. — Почему меня? Я же у вас была всё время.

— Верно, — согласилась вдова. — Надо так и сказать.

— Не надо так говорить, — отрезал Ждан.

— Это ещё почему?

— Потому что кто-то уже позаботился о том, чтобы гостью нашу подвести под топор или шибеницу[1].

— Это за что же?

— Не знаю я, что они там в горах увидели, только никто из дозорной сотни ни о чём подобном не говорит.

— Но армия тут, считай под стенами! Всего в дневном переходе.

— И как ты то докажешь? Притащишь упыря на поводке?

— Да, в крепости пять дней уже сидят колдуны Чернояра!

— Можешь доказать? Ты их видела в крепости?

Цветава вспыхнула, будто сухая головешка. Ей теперь не верят! Она и предположить не могла, что слова дозорного могут подвергнуть сомнению. Но этот десятник легко опрокинул все её доводы.

— Если я так легко отмахнулся от твоей правды, — сказал Ждан, — то подумай, будут ли тебя слушать те, кому нужно найти виноватого.

— Выходит, я виновата?

— Пойдём-ка, на улице поговорим.

— Это ещё почему? — возмутилась вдова.

— Прости, Сиянушка. Некоторые слова лучше не слышать, меньше спрос будет.

Сияна надулась, но Ждану было не до её обид. Он дождался, пока Цветава выйдет из горницы, и двинулся следом.

— На крыльце будем говорить? — спросила она.

— Лучше в сарай зайдём.

В сарае было темно, всё так же пыльно, на миг Ждану почудилось, что в углу мелькнула тень багана, но дальше всё было тихо.

— Зачем мы здесь? — тревожно озираясь, спросила Цветава.

— Меньше ушей.

— Что дальше?

— Я знаю, что ни ты, ни остальные из твоего десятка ни причём. Никак вы не связаны с нападением на княжну.

— Почему это? Может быть, это я в княжий терем пробралась, да дочку воеводы опоила?

— А потом своих же товарищей?

— А почему нет? Все же так думают.

— Я так не думаю.

— С чего это?

— С того, что это я дочку княжескую удавил.

Думал, кинется, попытается вырваться, пробиться к выходу, а она, наоборот — вглубь сарая пятиться начала.

— Значит, это ты изменник?

— Умом тронулась?!

— А как же…

— Ты вообще, откуда про измену знаешь? Или об этом в Веже уже все судачат?

— Ладно, — вздохнула девица, — раз ты со мной честно, то и я тебе скажу как есть. Не от Вячко я тебе привет принесла.

— А от кого? От Любима?

— От волхва Твёрда.

Ждан выругался как мог грязно, совершенно не смущаясь девичьего присутствия.

— Вот значит, как, отче? — зло процедил он, когда немного успокоился. — Прислал, значит, помощь.

— Прислал, да не меня.

— То есть как?