Они спустились к небольшому ручью, бежавшему по каменистому руслу, и двинулись вдоль него, стараясь держаться подальше от осыпанного галькой берега. Конечно, людей вокруг нет, но всё-таки лучше не рисковать, а стук камней далеко слышно, даже несмотря на шум воды.

На медведя нарвались, когда деревня осталась далеко позади. Ждан думал снова вернуться ближе к дороге, чтобы до темноты найти место для ночлега, так что они ушли от ручья и снова углубились в чащу, иногда пересекая поляны, сплошь заросшие то малиной, то зелёной ещё ежевикой. На одной такой поляне, когда они пересекли её почти наполовину, из зарослей поднялся косолапый, не очень большой и не успевший ещё набрать сала к зиме, но злой донельзя.

Цаетава вскрикнула и бестолково закопошилась с мешком, пытаясь достать меч, но Ждан оттолкнул её себе за спину и сам шагнул к медведю.

— Чего ты рычишь, дед? — он попытался крикнуть по-молодецки, но голос предательски сорвался и задрожал. — Дай нам пройти, пищи и без нас сейчас много.

— А я вас не для пищи заломаю, — прорычал медведь. — Просто так, ради удовольствия, да в отместку!

— Это за что ещё? — удивился Ждан.

— А кто меня топором по лапе шарахнул?! Скажешь не ты? А кто стрелу в бок пустил? Не ты?

— А тот, кто тебя ударил, тоже с тобой разговаривал?

— Нет, — медведь озадаченно примолк, опустился на четыре лапы и тут же застонал, поджав одну.

— Значит, не я, — покачал головой Ждан.

Медведь умом, конечно, похвастаться не мог, но и броситься больше не грозил, поэтому десятник осторожно приблизился к нему.

— Ты чего удумал?! — ахнула за спиной Цветава, но Ждан ей только махнул рукой, чтобы замолчала.

Медведь, постанывая от боли, растянулся на помятых кустах малины и пытался зализать длинную рубленную рану, похоже, нанесённую секирой или тяжёлым бердышом.

— Давай-ка, дед, подсоблю, — предложил Ждан.

Медведь только фыркнул презрительно.

— Чего ты там подсобишь, мозгляк? У тебя и язык-то едва из пасти высовывается. Или ты меня лапищами своими врачевать вздумал?

— А давай так: если я тебе сейчас подсоблю с увечьем, ты мне про обидчиков своих расскажешь?

— А ты, никак, сам их ищешь?

— А кто его знает, — покачал головой Ждан. — Может, и их ищу, а может, кого другого.

Пока говорил с медведем, припоминал слова Твёрда, которые, кажется, уже в другой жизни слышал. А говорил волхв о том, что кроме разговоров со зверями, сможет он с помощью живоцветов раны лечить. С людьми у него не получалось, хотя, когда тот же лиходей Дан задохнулся от проклятия, он даже и не вспомнил о словах волхва, а теперь вот, мучения косолапого увидел и само всплыло.

— Ладно уж, — попыхтев нехотя прорычал медведь. — Вижу, что ты не такой, вон и меч у тебя, а не кидаешься увечного богатыря добивать.

— Это ты-то богатырь?

— А как же? У меня и имя богатырское: Потап Косматьич.

— Вот уж сколько живу, а медведей-богатырей не встречал.

— Мало живёшь, потому и видел немного. Ты поменьше болтай да гляди побольше, коли в лекарском деле понимаешь.

Ждан, пока разговаривал, тихонько осматривал рану, стараясь не касаться, чтобы не причинить боли. Даже на первый взгляд понятно было, что дело плохо — из раны торчали осколки перерубленной топором кости, если оставить как есть, мишке конец придёт.

— Ты если больно станет не торопись меня лапой бить, — попросил Ждан, прикладывая руки к лапе.

— Ладно уж, — недовольно отозвался медведь.

Ждан с удивлением отметил, что как только он обхватил лапу в груди, будто ещё одно сердце забилось и жарко стало как в бане. Жар был и когда его ведьма пыталась зачаровать, но тогда жгло изнутри будто углями, а теперь словно солнечные лучи по жилам заструились. Он даже зажмурился от неожиданности и с удивлением обнаружил, что через закрытые веки видит, как золотое свечение из груди вливается в руки и будто бы напитывает изрубленную лапу. Попытался усилить или пригасить свечение — ничего не вышло, живоцвет или ум, который он питал, похоже, и без десятника прекрасно понимали, что делать.

Закончилось всё неожиданно — только что лился из рук золотой свет и вот уже сияние в груди погасло и Ждан, открыв глаза, с удивлением увидел, что держит в руках совершенно здоровую медвежью лапищу, разве что старый рубец виден сквозь поредевшую шерсть.

— Ну, как? — спросил он, опустив руки.

Медведь неуверенно опёрся на вылеченную конечность, прошёлся туда-сюда, подпрыгнул несколько раз, забавно подкидывая зад, и удовлетворённо сел, скрестив лапы на груди.

— Вот уж спасибо! — проревел он. — Выручил ты меня. Я думал уж кончина близко.

— Побегаешь ещё. Только под топоры больше не суйся.

— Да я им! — оскалился Потап Косматьич. — Сейчас свояка кликну, да покажем им!

— Ты погоди! Расскажи, кто тебя топором огрел?

— Точно! — медведь обхватил голову лапами и посмотрел на Ждана. — Вот такой, как ты и огрел! Здоровый, с меня ростом, а командовал им мелкий, вроде медведихи твоей.

Он кивнул на замершую поодаль, похоже, насмерть перепуганную Цветаву. Ждан попытался знаками показать девушке, что всё в порядке, но она только сильнее затряслась от страха.

— Чего это она? — озадачился медведь.

— Замёрзла,