С точки зрения Брайса, мы либо могли быть вместе, либо не могли – никаких оттенков и полутонов, потому что все они означали один и тот же неизбежный финал. И я признала, что он скорее всего прав. Но поскольку я любила его, я, хоть сердце при этой мысли и обливалось кровью, вдруг поняла, как именно должна поступить.

Я почти не сомневалась, что не чем иным, как этим пониманием, вызваны очередные схватки Брэкстона-Хикса, на этот раз особенно сильные. Они продолжались, казалось, бесконечно, и завершились всего за несколько минут до прихода Брайса. В отличие от предыдущего дня, сегодня он был в джинсах и в футболке, однако в его улыбке сквозила нерешительность. День выдался славным, и я жестом предложила Брайсу спуститься и посидеть на ступеньках. Мы устроились почти на том же месте, где сидела я, когда ко мне приехала поговорить его мама.

– Я не могу выйти за тебя, – напрямик начала я и увидела, как быстро он потупился. И стиснул руки жестом, от которого у меня защемило сердце. – Но не потому, что не люблю тебя, а потому что люблю. Все дело во мне и в том, кто я такая. И в том, кто ты.

Впервые за все время он взглянул на меня.

– Я слишком молода, чтобы быть матерью и женой. И ты слишком молод, чтобы быть мужем и отцом, тем более что это даже не твой ребенок. Но ты ведь уже знаешь все это. Значит, ты хочешь, чтобы я согласилась по неверным причинам.

– О чем ты вообще говоришь?

– Ты не хочешь потерять меня, – объяснила я. – А это не одно и то же, что хотеть быть со мной.

– Вот именно что это значит одно и то же, – возразил он.

– Нет, не значит. У желания быть с кем-то есть положительный оттенок. В этом случае речь идет о любви, уважении и влечении. А в нежелании потерять кого-то всего перечисленного нет. Зато есть страх.

– Но я же правда люблю тебя. И уважаю…

Я коснулась руки Брайса, чтобы не дать ему продолжить.

– Знаю. И считаю тебя самым удивительным, умным, добрым и симпатичным парнем из всех, кого я когда-либо встречала. Мне страшно думать, что любовь всей своей жизни я узнала в шестнадцать лет, но возможно, так и есть. И я, может быть, совершаю величайшую ошибку своей жизни, говоря то, что ты слышишь сейчас. Но я не подхожу тебе, Брайс. Ты даже не знаешь меня.

– Знаю, конечно.

– Ты влюбился в отрезанную от привычного мира девчонку, шестнадцатилетнюю, беременную и одинокую, вместе с тем оказавшуюся в Окракоуке единственной близкой тебе по возрасту. Я почти не понимаю, кто я сейчас, мне трудно вспомнить, кем я была до приезда сюда. А это значит, я понятия не имею, кем буду в отсутствие беременности, когда повзрослею на год. И ты этого тоже не знаешь.

– Глупости.

Я старалась говорить ровным голосом:

– Знаешь, о чем я думала с тех пор, как мы впервые встретились? Пыталась представить, каким ты будешь, когда вырастешь. Потому что смотрела на тебя и видела человека, способного стать даже президентом, стоит ему только захотеть. Или управлять вертолетами, или зарабатывать миллионы долларов, или стать следующим Рэмбо, астронавтом, или кем угодно, потому что в будущем для тебя нет ничего невозможного. Другие могут лишь мечтать о потенциале, который есть у тебя, просто потому, что ты – это ты. И я никогда не смогу попросить тебя отказаться от таких возможностей.

– Я же говорил, что смогу пойти учиться на следующий год…

– Я знаю, что сможешь, – перебила я. – А еще знаю, что ты в своем решении всегда принимаешь во внимание меня. Но даже это тебя ограничивает, а я не смогу себя уважать, зная, что лишаю тебя чего-либо одним своим присутствием в твоей жизни.

– А если мы подождем несколько лет? Пока я не закончу учебу?

Я подняла бровь.

– Долгая помолвка?

– Необязательно помолвка. Мы можем встречаться.

– Как? Мы даже видеться не сможем.

Брайс прикрыл глаза, и я поняла, что мои недавние догадки верны. Его действительно не просто влекло ко мне – он во мне нуждался.

– Я мог бы учиться где-нибудь в Вашингтоне, – сбивчиво произнес он.

Я видела, что он улавливает суть, продолжать стало труднее. Но выбора у меня не осталось.

– И отказаться от своей мечты? Я же знаю, как ты всегда хотел поступить в Вест-Пойнт, и тоже хочу, чтобы ты поступил. Мне будет больно думать, что ради меня ты пожертвовал хотя бы одной своей мечтой. Больше всего я хочу, чтобы ты понял: я так люблю тебя, что ни в коем случае не желаю отнимать у тебя хоть что-нибудь.

– Тогда что же нам делать? Просто разойтись, будто мы и не встречались?

Грусть разрасталась во мне, как надувающийся воздушный шарик.

– Можем сделать вид, что это был прекрасный сон, который мы запомним навсегда. Потому что мы оба любили достаточно сильно, чтобы позволить любимому человеку расти и развиваться.

– Нет в этом ничего хорошего. Не могу представить себе, каково мне будет знать, что я больше никогда тебя не увижу.

– Так давай не будем об этом говорить. Дадим себе несколько лет. Тем временем ты примешь решения, наилучшие для твоего будущего, и я сделаю то же самое. Будем учиться, найдем работу, выясним, кто мы такие. А потом, если мы оба решим, что хотим предпринять еще одну попытку, найдем друг друга и посмотрим, что будет дальше.

– Как думаешь, когда это будет?

Я сглотнула, чувствуя, как слезы просятся наружу.

– Моя мама встретила папу, когда ей было двадцать четыре.

– Через семь с лишним лет? С ума сойти, – я увидела, как в его глазах промелькнуло что-то похожее на страх.

– Может быть. Но если тогда все получится, мы поймем, что поступили правильно.

– А до тех пор мы будем разговаривать? Или переписываться?

Я знала, что так мне будет труднее. Регулярно получая от него письма, я никогда не перестану думать о нем, а он – обо мне.

– Может, лучше каждый год посылать по одной открытке на Рождество?

– Ты собираешься встречаться с другими?

– На примете у меня нет никого, если ты об этом спрашиваешь.

– Но это не значит, что не собираешься.

Слезы наконец пролились.

– Я не хочу ссориться с тобой. С самого начала я знала, что прощаться будет тяжело, но ничего другого я не могу придумать. Если нам суждено быть вместе, мы не можем просто любить друг друга как подростки. Мы должны любить друг друга, как взрослые люди. Неужели ты этого не понимаешь?

– Я не пытаюсь поссориться. Но такой долгий срок… – у него сорвался голос.

– И для меня тоже. Мне больно говорить тебе об этом. Но я в самом деле недостаточно хороша для тебя, Брайс. Во всяком случае, пока.