Я практически ничего не ела сегодня, но, кажется, сейчас расстанусь и с этими крохами.

– Моя, – шепчу я.

– Кто поставил свое имя на плане, кто подтвердил, что все балки целы и продолжать работы безопасно? – не отступает он.

– Я.

– Кто сказал, что выполнил всю работу, лишь бы его отпустили на бессмысленную беготню по Дороге удовольствий в погоне за призраками? Кто провел последние два дня, флиртуя с сыном градоначальника?

А вот этого ты лучше бы не говорил…

– Я ходила проведать магистра в тюрьме!

– Пока я продолжал работать над делом его жизни без твоей помощи! – рычит он.

– Люди умирают, Реми! – кричу я в ответ. – Люди, которые мне дороги! И я хочу сделать хоть что-то, чтобы остановить это!

Как только слова вылетают изо рта, я осознаю, что сказала, и зажимаю рот руками. Но уже поздно.

Реми поднимает брови:

– Ты права. Люди умирают.

Боль разрастается в груди, но я изо всех сил стараюсь сдержать ее.

Но Реми наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и добивает меня:

– А что касается дорогих тебе людей, думаю, ты и сама понимаешь, что убийца нацелился на них по той же причине, по которой подставил магистра.

У меня подкашиваются колени, и я падаю на землю в окружении мокрой юбки, под его взглядом.

– Реми, прошу! – рыдаю я в ладони. – Ты же понимаешь, что я не хотела, чтобы случилось подобное. Мной двигало желание защитить магистра Томаса!

Еще две ночи назад Реми защищал меня, но сейчас он даже и не думает сделать это.

– Суп и извинения не помогут ему, Кэт, – холодно говорит он. – Ему требовалась твоя помощь здесь, с тем, для чего тебя наняли. – Реми всхлипывает. – Мне требовалась твоя помощь.

Я не знаю, что ему ответить. Да он и не ждет. Он разворачивается и направляется к лестнице, скрываясь с моих глаз вместе с последними лучами солнца.

* * *

Не знаю, сколько я просидела на том же месте, где меня оставил Реми. Дождь начинается вновь, заливая меня сквозь открытые арки башни, но я не двигаюсь.

От фасадной башни доносится колокольный звон, призывающий священнослужителей на полуночную службу, и вскоре из разбитых окон льются навязчивые песнопения. Через несколько десятков минут голоса стихают, и альтум отпускает всех на отдых. Судя по хрусту под ботинками, двое священнослужителей проходят по святилищу и запирают все двери на ночь. А затем уходят и они.

Наконец я остаюсь совершенно одна. Конечно же, заслужила. Даже луна отказывается составить мне компанию, прячась за густыми облаками.

Как я это допустила? Последние часы я мысленно взбиралась по рухнувшим лесам, платформам и балкам, пытаясь отыскать, понять, что же упустила. Да, мне хотелось выполнить работу поскорее, но я же пометила места, на которые требовалось обратить внимание! И не подписывала планы Реми, пока все не поправили. Да, я выполняла работу быстро, но тщательно. По крайней мере, мне так казалось.

Нужно понять, где я ошиблась. Суставы и мышцы ноют, когда я вскакиваю на ноги, а голова начинает кружиться. Когда я ела в последний раз? Помню, мы разгребали завалы, нам передавали булочки и воду, но на вкус они напоминали опилки. А с утра я съела всего полтарелки каши. Да и вчера – почти ничего. Удивительно, что я еще могу стоять на ногах.

Но я не уйду отсюда, пока не получу ответы. Без света луны практически ничего не видно, но у меня в кармане лунный камень. Я вытаскиваю мешочек и открываю его. Внутри – перегородка, разделяющая два камня. Я осторожно вынимаю лунный камень и кладу на ладонь. Исходящий от него свет очень слаб, но этого хватает, чтобы слегка усилить мои чувства. Афина предупреждала, что камень практически израсходован, но это лучше, чем ничего.

Прихрамывая, я пересекаю башню и спускаюсь по винтовой лестнице, по которой Реми тащил меня наверх несколько часов назад. Несмотря на помощь камня, видно плохо, поэтому я забираю канделябр со свечами, стоящий на алтаре, когда прохожу мимо. Вряд ли Солнцу жалко свечей, а альтум ничего не узнает. Но даже так мне не разглядеть места разломов балок снизу, поэтому я осматриваю те, что упали на пол.

Все беды начались с деревянного колеса, поэтому я начинаю с него, представляя, как оно крепилось к центральной балке под потолком. Несколько толстых опор валяются неподалеку. Это одна из причин, по которым Реми страшится завтрашнего дня. После падения они треснули по всей длине, а значит, в работу негодны. Вот только эти балки нам доставили из лесов за двести километров отсюда, поэтому их замена обойдется дорого – не только по деньгам, но и по времени.

Я рассматриваю не покрытые смолой участки, где балки соединялись друг с другом. Они гладкие, словно их распилили. Но, как я и ожидала, есть трещины, из которых торчат щепки. Трудно судить, как должен выглядеть разлом на таких массивных балках, особенно в темноте, но, по мне, есть в этом что-то… неправильное. Такой обвал должен был вызвать слишком много повреждений.

Может, все дело в том, что эти балки упали последними? А первыми обрушились леса, которые тянулись вверх внутри здания. Завалы, впрочем, уже перемещали, поэтому трудно предположить, что откуда взялось.

В поисках тех, кто оказался погребен под камнями и лесами, обломки перекидывали с места на место. Поэтому мне предстоит все перелопатить, чтобы понять, что где было. Несколько столбов и перекладин раскололись – какие-то полностью, какие-то немного, но трудно сказать, когда появились трещины: до обрушения, во время обвала или после удара о мраморный пол.

Даже спустя час не находится ничего, что могло бы подсказать причину произошедшего.

Сжимая в руке лунный камень, я опускаюсь на колени рядом с кучей обломков и смотрю на крышу над головой, не сдерживая слез. Как мастер-архитектор нашел в себе силы продолжать работать после такой неудачи? Мне хочется взобраться повыше и прыгнуть вниз. Подходящий конец. Именно этого я и заслуживаю.

Нет. Я закрываю глаза и кладу руки на колени. Если бы магистр Томас услышал мои мысли, у него бы сердце остановилось. Я не могу так с ним поступить. И если он смог вынести тяжесть своих прошлых ошибок, то и у меня получится.

Я встану и выйду отсюда, как вчера, в тюрьме. Именно этого он хотел бы от меня.

Дрожа от усталости и голода, я прячу лунный камень в мешочек. Заставляю себя подняться на ноги. Наклоняюсь,