– А если я откажусь делать выбор?

– Его сделают за тебя.

Теперь понятно, почему мать Агнес нигде не записывала, откуда я родом. И магистр Томас – тоже. Возможно, не сказав о том, что был в квартале в ночь убийства настоятельницы, он защитил не только Реми, госпожу Лафонтен и святилище, но и меня.

– Спасибо тебе. За все, – говорю я, не зная, что еще сказать.

– Да хранит тебя Луна, Катрин. – Серебряные глаза Афины блестят, когда она отступает в тень. – Уверена, мы еще увидимся.

Когда ее фигура полностью растворяется в темном переулке, я поворачиваюсь лицом к святилищу на вершине холма, который даже при свете звезд окружает белесая дымка, – и несколько мгновений стою на ничейной земле между людьми Солнца и людьми Луны.

А затем переступаю границу и иду домой.

Глава 47

На следующее утро над Коллисом повисают мрачные тучи, а башни святилища окутывает туман. Я заставляю себя встать с постели только через два часа, когда уходит Реми. Одежда, в которой я ползаю по лесам, еще не высохла после стирки, поэтому я надеваю юбку и прячу во внутренний карман, где уже лежит ключ от задней двери, мешочек с двумя камнями. Мне не удастся воспользоваться ими в течение дня, но то, что они есть, немного успокаивает.

Когда я добираюсь до рабочего места, Реми оказывается завален работой настолько, что даже не ругает меня за опоздание. Плохая погода дала ему прекрасный повод перенести работы внутрь здания и начать подъем арок потолка. У меня возникает мысль напомнить ему, что магистр запретил это делать, но из-за дождя контрфорсами все равно не заняться.

И все же, несмотря на неутихающую морось, я предпочитаю работать на открытом воздухе, потому что впервые могу проверить работу дренажной системы. К тому же мне хочется держаться подальше от Реми. Даже старая водонепроницаемая куртка магистра, которую я натянула поверх одежды, никак не спасает от дождя, так что к полудню я промокаю до костей, когда слышу свое имя, доносящееся снизу. Ламберт Монкюир машет мне рукой. Поскольку сегодня я в юбке, приходится дойти до южной башни, до лестницы, а не спускаться по лесам. Но Ламберт терпеливо ждет у самых дверей.

Его щеки покрывают красные пятна – не только из-за холода. Мне так и хочется спросить, есть ли новости о магистре, или поинтересоваться, не Симон ли послал за мной, вопреки всем ожиданиям. Но передо мной сын графа, поэтому он и должен начинать разговор.

– Добрый день, Катрин, – говорит Ламберт. – Возникли какие-то сложности, из-за которых вам пришлось работать на улице?

Я качаю головой. Капли дождя разлетаются в разные стороны от промасленной косынки. Не знаю, зачем я надела ее. Конечно, выйди я на улицу с непокрытой головой, волосы бы промокли и свисали тяжелыми жгутами, зато не торчали бы во все стороны, напоминая заросли ежевики.

– Просто захотела убедиться, что дождь стекает так, как задумано архитектором, милорд, – отвечаю я.

Он хмурится:

– Вчера ты настояла, чтобы я называл тебя Катрин. И мне хотелось бы надеяться, что наше общение можно считать дружеским, а значит, ты могла бы называть меня Ламбертом.

Я краснею. Только близкие друзья и равные по положению обращаются друг к другу по имени, а между мужчиной и женщиной подобная близость позволяется, только если они брат и сестра, помолвлены или уже стали супругами. Но мы с Ламбертом не относимся ни к тем, ни к другим, ни к третьим. И, если честно, мне и не надо. Но, полагаю, теперь нас объединяет общий секрет – вчерашний визит к магистру. Нас и Удэна, конечно. При мысли о нем я невольно морщусь.

– Или нет, – неправильно восприняв выражение моего лица, добавляет Ламберт.

– Ох, нет! – восклицаю я. – Я просто подумала кое о ком.

– О Симоне?

Мокрое перо бархатного берета свисает у лица, придавая старшему сыну графа еще более несчастный вид.

– Нет-нет, – заверяю я, старательно придумывая отговорку: мне не хочется, чтобы Ламберт решил, будто меня интересует Удэн. – Я подумала о Реми. О Ремоне, помощнике архитектора. Мы поссорились с ним из-за этого, вот и все.

Правда, злился он из-за моего фамильярного обращения к Симону, а не к Ламберту.

– Ремон Лафонтен, – спокойным голосом произносит Ламберт. – Вы знакомы много лет.

Вот уж к кому не стоило бы ревновать, так это к Реми.

– Да. Он мне как брат, – говорю я. – Старший надоедливый брат, которого так и хочется ткнуть лицом в тарелку с кашей.

Мои слова вызывают у Ламберта улыбку, и я немного расслабляюсь.

– Не хочу отрывать тебя от работы надолго, – говорит он.

Я убираю мокрую прядь со лба.

– Мне все равно пора обедать. И я как раз собиралась отправиться домой, чтобы поесть. Не хотите составить компанию? – Я намеренно не называю его по имени.

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, – говорит он и предлагает взяться за его руку.

Я обхватываю его предплечье, и мы отправляемся в путь. К счастью, дождь стих несколько минут назад, но Ламберт, кажется, намного суше, чем я.

– Не прими это за оскорбление, Катрин, – прочистив горло, говорит он, – но ты не выглядишь как человек, который хорошо выспался.

– Так и есть, – отвечаю я. – Я ужасно беспокоюсь за магистра, Симон вообще со мной не разговаривает, а строительство идет полным ходом. Конечно, неплохо чуть отвлечься, но бывает трудно сосредоточиться.

Ламберт останавливается.

– Симону удалось отложить все судебные разбирательства, – успокаивает он. – Архитектору пока ничего не угрожает.

– Да, но он немолод, – говорю я. – В его камере холодно и сыро, и мне трудно поверить, что там хорошо кормят. Он легко может заболеть.

Ламберт наматывает на палец прядь моих волос, выбившуюся из-под косынки.

– Мне неприятна мысль, что на тебя свалилось столько дел, которые не с кем разделить.

Во взгляде, обращенном на меня, можно легко угадать чувства. Солнца свет, это моя вина. Вчера я вешалась на него, плакала и даже поцеловала в щеку, чтобы получить желаемое, но, видимо, зашла слишком далеко, раз Ламберт решил, что я неравнодушна к нему.

Он склоняется ко мне. Уверена, еще секунда – и поцелует посреди улицы. Там, где нас могут увидеть. На самом деле мы на виду у любого, кто смотрит с этой стороны святилища. Даже у Реми.

Мои волосы выскальзывают из руки Ламберта, когда я отступаю назад, пытаясь подобрать слова.

Какие угодно, лишь бы избежать поцелуя и не обидеть его.

– Ты это слышишь? – ахаю я.

Он поворачивается к святилищу,