Я несколько секунд обдумываю, признаваться или нет.

– Синяки. На животе. Сначала я решила, что они появились из-за страховочной веревки. Но их было ровно семь, и они совпадали с ножевыми ранами Перреты. Я никому об этом не говорила.

Даже Афину это удивляет:

– Может, ты что-то еще видела и ощущала на расстоянии?

Руки дрожат так сильно, что чашка дребезжит о блюдце, поэтому я опускаю их на колени.

– В ту ночь, когда убили третью девушку. У статуи.

– Что ты увидела, Кэт?

Кузина наклоняется вперед, чтобы накрыть мои руки ладонью. Она изумлена, но все равно сочувствует мне.

Я делаю глубокий вдох:

– Я наблюдала за заходом луны – и вдруг стала той девушкой. Видела и чувствовала все, что ощущала она, пока ее убивали. – У меня перехватывает дыхание, а на глазах выступают слезы, когда вспоминаю ее ужас и ощущение крови, стекающей по груди. – Это… это обычно для селенаэ?

– Нет, – тихо отвечает Афина. – Необычно. – Не убирая ладони с моих рук, она поворачивается к Грегору. – Ты когда-нибудь слышал о таком, дядя?

Я уверена: она и сама знает ответ на этот вопрос.

– Существуют легенды, – бормочет он. – Древние, как империя. Что существовали воинственные короли и королевы, которые умели пересекать мост света, чтобы проникнуть в разум другого человека. Но никто не сомневался, что это выдумки. Просто россказни.

– По-видимому, нет, – говорит Афина.

А затем встает со стула и обнимает меня, пока я всхлипываю.

Глава 46

Когда кузина склоняется над моим стулом и обнимает меня, я прижимаюсь лицом к ее жилетке из лунной ткани. Вряд ли Афине удобно, но она не возражает. Грегор молча наблюдает за нами. Через несколько секунд я отстраняюсь, не желая испачкать одежду кузины своими соплями.

– Прости, – бормочу я и вытираю лицо руками и рукавом.

Афина с улыбкой возвращается на свое место.

– Мне не впервой успокаивать тебя. Правда, с тех пор ты немного подросла.

Я оглядываюсь по сторонам, внезапно осознав, что вокруг по меньшей мере десяток селенаэ, которые могли слышать нас. И все смотрят на меня.

Возможно, нам не стоило вести этот разговор на публике лунной ночью.

– В квартале все знают, кто я? – спрашиваю я, понизив голос, хоть и понимаю, что это бессмысленно.

– Практически все, кто старше двадцати лет, – отвечает Афина.

– Из-за того, что произошло, когда я родилась, – говорю я, и она кивает. Я на мгновение прикусываю губу. – А многие из них возлагают на меня такие же надежды, как ты?

Афина смотрит на селенаэ, которые, не стесняясь, подслушивают нас.

– Честно говоря, до недавнего времени они вообще не думали о тебе. Селенаэ не беспокоятся о посторонних, лишенных магии. – Она вздыхает. – А что касается «надежд» – мне просто хотелось, чтобы ты обладала достаточным уровнем магии, чтобы доказать, что не только чистая кровь может сохранить ее. Но я даже не мечтала… – Она замолкает и взмахивает рукой в мою сторону.

– Правда, вопрос в другом, – успокоившись, продолжает Афина. – Твои способности вновь возродят в селенаэ надежду, но может оказаться так, что ты уникальна. Нельзя заранее определить, какие черты родителей передадутся их детям, поэтому братья и сестры могут отличаться как внешностью, так и способностями. Так что не удивлюсь, если даже спустя несколько поколений нам не удастся «создать» кого-то, равного тебе. А если и получится, ребенок обретает так много сил, что никто из нас не сможет научить его ими пользоваться. – Несколько секунд кузина молча смотрит на нашего дядю. – Но я уверена: и ты, и другие дети от смешанных браков – вы спасете нашу магию от исчезновения. По крайней мере, ты – живое доказательство того, что в этом нет ничего плохого.

– Не согласен, – возражает Грегор. – Катрин – живое доказательство того, насколько опасно такое смешение. Пятнадцать селенаэ, включая моего брата, погибли от рук толпы. – Он указывает на свои шрамы. – Я чуть не умер, потому что похож на брата. И все потому, что адриане подумали, что одну из их дочерей осквернили.

Афина не знает, что ответить. А я могу лишь думать о том, что не хочу становиться ни символом надежды, ни спасительницей селенаэ. Я получила способности просто так. Ничего не достигнув, не приложив и капли усилий. Но самое ужасное то, что нет никого, к кому бы я могла обратиться за советом. Никого, хотя бы равного мне по способностям.

Или есть?

Магистр Томас обладает блестящим умом, намного превосходящим всех, кого я встречала. Реми ненамного уступает ему, хотя я никогда ему в этом не признаюсь. Они легко могли использовать свой разум, чтобы властвовать над другими, но вместе прославляют Солнце и вселяют веру в тысячи людей красотой созданного ими святилища. И ради этого жертвуют своими сердцами и душами. Архитектор – еще и семьей.

Симон обладает пугающим даром понимать внутренние порывы чудовища и легко бы мог поддаться безумию – но стремится использовать способности для спасения других, несмотря на то что может пострадать сам.

Так где бы пригодились мои способности больше всего? Полагаю, Грегор и Афина сказали бы – здесь, среди людей моей крови. Но… это неправда.

Я отодвигаю стул и встаю.

– Мне пора домой.

Кивнув, Грегор вскакивает на ноги.

– Конечно. Ты можешь остаться у меня…

– Нет, – перебиваю я. – И у тебя, кузина, – нет, – говорю я Афине, которая тоже встала. – Я вернусь в дом архитектора.

Пересекающий лицо дяди шрам натягивает кожу, когда его рот открывается:

– Нет, Катрин, твое место здесь. С нами. Мы – твоя семья.

Я качаю головой:

– Я не могу просто забыть все, что было со мной до сегодняшнего вечера. Человек, много значивший для меня, умер. А другие борются со злом, стремящимся уничтожить как можно больше жизней. И если мои способности помогут остановить зло – я воспользуюсь ими.

– Ты собираешься тратить свой дар, данный Луной, на тех, кто отвернулся бы от тебя, если бы узнал, чья кровь течет в твоих жилах? – возмущается Грегор. – Верховный альтум никогда не позволил бы тебе вступить в святилище, которым ты так дорожишь.

– Не все так предвзяты. И ты это знаешь. – Я киваю в сторону аббатства Солис. – К тому же именно эти люди растили и воспитывали меня, когда ты отказался от обязанностей лунного отца.

Грегор упирается руками в стол, а на его виске вздувается вена.

– Не вздумай поучать меня тому, чего совершенно не знаешь, – выдавливает он.

– Я знаю достаточно, – огрызаюсь я. – А еще знаю, что ты продаешь сконию самым убогим и несчастным среди людей,