Шрифт:
Закладка:
Глава 10
Поскреби советского – и найдешь русского
В то время как в 1930-х годах обострялись политические споры о Советском Союзе, эксперты Госдепартамента по новой России сохраняли дипломатическую отстраненность. Эти новые специалисты, представлявшие собой результат недавно зародившегося стремления к профессионализации дипломатического корпуса, имели более качественное образование, но были и менее публичны, чем их предшественники. В отличие от их современников в сфере журналистики, которым для профессионализации необходимо было предлагать интерпретацию и личные взгляды, сотрудников Госдепартамента нового типа учили придерживаться жестких представлений о дипломате на службе нации. Выражать мысли по поводу внутриполитических различий и личное мнение было запрещено. Однако их обучение не сводилось лишь к тактичности, поскольку они получили формальное обучение в области международных отношений, а также знания о конкретных регионах. Тем не менее в других отношениях тяга к профессионализации среди дипломатов и журналистов имела схожие последствия. Чиновники Госдепартамента стремились привить дипломатам слаженность внутри команды, точно так же, как Уолтер Липпман – у журналистов. Фактически Липпман призывал к реорганизации дипломатии еще за шесть лет до своих манифестов о журналистике.
Небольшой том Липпмана «Ставки дипломатии» (1915) вышел в особенный момент, когда шли дебаты о представительстве Америки за рубежом. В бесчисленных статьях в период между началом войны в Европе в 1914 году и вступлением Америки в боевые действия в 1917 году говорилось о необходимости для американской дипломатии принять европейскую модель аполитичного профессионализма. Это движение заметно усилилось после того, как в конце 1913 года госсекретарь Уильям Дженнингс Брайан провел чистку среди опытных дипломатов [Lippmann 1915, ch. 15; Ilchman 1961: 118–125]. Отставка Брайана в 1915 году привела к возобновлению просьб об исключении американских дипломатов из мира политики, в то время как сильное увеличение связанной с войной деятельности продемонстрировало потребность в опытном и способном персонале в американских посольствах [Ilchman 1961: 140–142; Schulzinger 1975: 59–61].
Поворот к профессионализации усилился после Первой мировой войны, хотя и без участия Липпмана. Законом Роджерса 1924 года была создана Заграничная служба и таким образом реорганизовано представительство Америки за рубежом. Законом Роджерса также была создана Школа иностранных дел (ФСС, от англ. Foreign Service School, FSS). В этом учебном заведении новым работникам дипломатической службы давали общие знания в области международных отношений, свободные от того, что руководители департаментов сочли утопическими мечтами университетов о мире во всем мире. В отличие от таких идеалистов, преподаватели ФСС описывали международные отношения как непрерывную борьбу за политические и экономические интересы. Эти глубоко укоренившиеся интересы, а также борющиеся за них различные «психологии» народов, пережили и малозаметные изменения в правительстве, и целые смены политических режимов. В 1926 году один выдающийся историк рассказал студентам Школы иностранных дел, что недавние революции в Германии и России не поколебали глубоко укоренившуюся «психологию» жителей обеих стран. Это подтвердил глава восточноевропейского отдела Заграничной службы Роберт Келли, рассказывая о своем опыте, полученном в этом регионе. Свои лекции в ФСС он начал с заявления, что «важнейшую роль в развитии российского государства сыграла физиография места обитания русского народа»[500]. Рельеф территории страны сформировал национальный характер, а характер – дипломатию.
Для многих работников дипломатической службы этот урок о постоянстве национального характера лишь подтвердил те знания, что они уже усвоили в колледже. Джордж Фрост Кеннан вспоминал, что главной темой на лекциях по истории в Принстонском университете было «влияние таких факторов, как климат, географические особенности и ресурсы, на характер человеческих цивилизаций». Среди того, что он читал, вероятно, были книги геолога Йельского университета Элсуорта Хантингтона, который энергично доказывал связь между характером, климатом и географическими особенностями местности. Подобные мысли часто повторялись на лекциях в ФСС и, несомненно, нашли отклик у класса молодых дипломатов, почти полностью набранных из этих университетов. Смысл таких идей был в том, что поведение людей, основанное на географических аспектах, более стабильно, чем поведение, навязанное правительством [Kennan 1967, 1: 14][501]. Целью школы было научить не только подходу к международным отношениям, но и стандартам профессионализма и личного поведения. Эти стандарты послужили (по словам одного историка) «началом процесса отождествления себя с дипломатической профессией». Закон Роджерса, в частности, реформировал положения, касающиеся образования, без отрыва от работы и таким образом способствовал как интеллектуальному, так и профессиональному росту зарубежных представителей Америки [Schulzinger 1975: 81–85].
Международные события также привели к резким изменениям среди сотрудников в штате Госдепартамента, занимавшихся российскими вопросами. Эксперты по России в Госдепартаменте перемещались, в административном плане, радикальным образом, словно жертвы частых континентальных сдвигов. С 1909 года и до конца Первой мировой войны эксперты по России были членами отдела по ближневосточным делам. В период с 1919 по 1922 год существовал отдел по делам России, руководители которого часто менялись (среди них был и джентльмен-социалист Артур Буллард). Только в 1922 году был создан восточноевропейской отдел (на профессиональном жаргоне Госдепартамента EE – от англ. Eastern Europe), и ситуация стабилизировалась. В первые годы его существования этот отдел возглавляли различные должностные лица, имевшие опыт пребывания в балтийских странах, а не в Советском Союзе. Во многом это было результатом отказа правительства признавать СССР до 1933 года. В 1920-х годах департамент аттестовал эмиссаров давно не существующего Временного правительства. Однако в 1925 году, с назначением Келли, отдел окончательно признал большевистскую Россию серьезной силой в регионе. Келли быстро стал легендой, приобретя известность как «мистер Восточная Европа», проведший 12 лет во главе восточноевропейского отдела. Но, возможно, наиболее красноречивое указание на его значимость для этого отдела содержится в его же документах. Краткое описание истории этого подразделения он поместил в раздел «Автобиографическая информация» – Келли показал, насколько его личность слилась с его работой[502].
В Госдепартаменте 1920-х годов Келли был необычной фигурой. В отличие от 85 % своих коллег-дипломатов, он не учился в частной школе. Кроме того, от подавляющего большинства сотрудников иностранной службы его отличало ирландское католическое происхождение [Weil 1978, ch. 1; Ilchman 1961: 170–171]. Келли исследовал дипломатические темы с научной точки зрения, чему он научился у своего научного руководителя в Гарварде Арчибальда Кэри Кулиджа. Получив в 1915 году степень бакалавра, Келли поступил в аспирантуру по истории, где проводил исследования для диссертации о русско-английских отношениях до Крымской войны. В 1917 году он получил степень магистра, но затем бросил Гарвард ради вступления в армию. После войны Келли служил в Госдепартаменте в Прибалтике и Финляндии, вернувшись в Вашингтон в 1923 году. Там он написал несколько узкоспециализированных статей для журнала Кулиджа «Foreign Affairs» и внес свой вклад в повышение профессионализации исследований России[503].
Келли хорошо разбирался в российских делах и ожидал аналогичного уровня специализированных и лингвистических познаний от своих подчиненных в восточноевропейском отделе. Он настаивал на том, чтобы они досконально изучили язык, культуру и историю России. С этой целью Келли успешно лоббировал расширение программы языковой подготовки этого департамента, первоначально разработанной для посланников в Азию, и в нее включили славянские языки. По этой программе в европейские университеты для изучения русского языка были направлены несколько отобранных дипломатов. Обучение в основном велось русскими эмигрантами и местными учеными, которые открыто игнорировали существование Советского Союза. Келли поддерживал этот подход, настаивая на том, чтобы
