Шрифт:
Закладка:
Стива вызвали к дверям. Прибыл курьер с коробкой для него. Охрана не решается пропустить.
— Мистер Шон Стивенсон? — уточнил курьер.
— До последнего мгновения он самый, — улыбнулся тот.
— Для вас оформлен заказ с доставкой на это время. Отправитель пожелал остаться инкогнито.
— Что в заказе?
— Торт.
— Торт? Не слишком ли велика коробка? Извольте открыть.
Курьер развязал ленту и снял крышку. Красный шелк скользнул со стола.
— Заказчик просил не так преподнести, но я понимаю: террористы, бомбы...
Охрана проверила посылку металлодетектором. Чисто.
— Изволите позволить все же доделать то, за что было заплачено клиентом? — с долей раздражения спросил курьер.
— Валяйте.
На мгновение стихла музыка, включили свет и у всех попросили минуту внимания.
Курьер поставил коробку на стол и снял крышку. По залу прокатился восторженный вздох. Никто никогда не видел ничего подобного. Двухэтажный торт в блестках пищевого серебра и капель разноцветной карамели. Тридцать семь кусочков. Ступеньку верхнего этажа опоясывала шоколадная надпись с названием клуба. «Terra Incognita». Чуть отступив от надписи, шла колоннада герметичных карамельных флюте с алкоголем, воткнутых ножками в желированые половинки зеленого винограда. Площадку верхнего яруса венчала марципановая фигурка танцора на шесте, облитая переливающейся глазурью. Курьер поджег фитилек на тонкой высокой свече, служащей шестом для танцора, и торжественно произнес: «Величайшему из танцоров с низким поклоном в знак уважения», а после низко поклонился.
— Вроде бы все исполнил в точности с пожеланиями клиента, — довольно произнес он и широко улыбнулся. — Воистину, я рад, что участвовал в этом, потому что никогда раньше мне не приходилось доставлять столь необычный заказ. С днем рождения.
— Да, — едва сдерживаясь, спохватился Стив, доставая из кармана чаевые. – Вот. Возьмите. Если желаете, будьте гостем на вечеринке.
Шон перевел взгляд на изумленного Роя. Тот выглядел таким же обездвиженным марципановым изваянием.
— Вот она, тысяча долларов, — говорили глаза Стива.
— И не на кроссовки, поверь, — отвечал взгляд Роя.
Вокруг ликовала толпа, а у Шона из головы не шли ящики с картонкой и булка, завернутая в полиэтилен. Перед глазами, как на замедленной съемке, медленно ползли кадры. Мальчишка поднимается на сцену. Осунувшийся, худой, в обрамлении откормленных наглых лисиц… подушечки пальцев чувствуют пузырьки дрожи на бледной коже… улыбается, засовывая в рот какой-то кусочек… монеты в ладони около дешевого уличного автомата с кофе… свернутая куртка в изголовье… нет, не кровати - голой картонки. Стив чувствует, медленно, так же, как идут кадры, как его сердце поворачивается в груди, пережимая сосуды, как стопорится в них кровь. Глянцевые виноградины отражают свет прожекторов, поблескивая янтарными каплями… Он говорил про виноград. Стив помнит. Энди не пробовал. Он лишь придумал себе его вкус.
Шон смотрит на Маккену. Еще мгновение назад он бы бросился, чтобы убить, но… Рой мертв и без его помощи. Его жаль. Раздавлен настолько, что Стив уже готов пытаться собирать его по кускам. Вот он, горизонт. Мираж. Был в руках, осязаемый, объемный… Был и нет. Зеленый виноград. Маккена почему-то так же, как и Шон, думает о нем. Это тебе, Рой, еще одна пощечина в дополнение к той, первой. Это тот мир, который ты не постиг. Сложный. Многогранный. Где без разницы, сколько стоят трусы, потому что не этим меряется достоинство. Ты просто смел его грубым жестом. Разбил, как фарфоровую вазу. Твой ангел, не вкусивший зерен винограда, но искушенный, развращенный тобой. Человек. Человечек. Ролекс за десять тысяч. Он и сейчас у тебя в ящике, потому что ни черта он не стоит. Трещины на кроссовках. Они не дешевле, не дороже этого самого Ролекса. Вот только понял ты это слишком поздно. А ведь любил-то он в тебе не Ролекс, не стодолларовые трусы… тебя, будь ты хоть голым и нищим. Только все наоборот вышло. Не он от тебя зависит, ты от него. Признай наконец. Ничто не стоит для тебя больше, чем… его плечи ты жаждешь целовать… ищешь его губы… его взгляд ты стараешься различить в толпе, только не можешь. Да, он не пробовал виноград, придумал себе вкус, но разве ошибся? Не ты, он постиг твою суть, ощутил твой страх, подарил тебе то, что ты считал самым дорогим. Свобода. Владей. Наслаждайся. Продолжай убеждать мир. Ты убедишь, потому что миру плевать на тебя. Ему - нет.
Странно. Мысли выстреливают беспорядочно. Сталкиваются. Дробятся. Путаются. Вокруг, словно это параллельный мир, танцуют люди, льется блесточный дождь, грохочет низкочастотная музыка. Так звучит твой мир, не его.
Рой резко развернулся и отправился в кабинет Стива. Заказал бутылку виски. Сорвется? А, пусть. Нет, сидел в одиночестве, тупо глядя в никуда, а после встал и уехал. Шон не стал останавливать. Он был даже отчасти рад. Существуют ситуации, которые отделяют тебя прозрачными ширмами, и нет смысла продираться сквозь них, потому что они бьются, и осколки ранят глубоко и больно.
Рой остановил машину и взошел на мост. Он никого не ждал, просто хотел быть здесь. Это не уединение. Одиночество. Такое же колкое, как ветер над рекой, который хлещет порывами, режет лезвиями взбаламученных снежинок, оставляя обезображенные шрамы. Они будут гноиться, нарывать, истекая душевной сукровицей, и нужно время, чтобы почувствовать, что боль притупилась.
Энди курит, глядя сквозь замызганное окно на желтое, разлившееся по снегу пятно от прожектора. Мир, заваленный полетами с кирпичами, баками с битумом, мусором и снегом. Спокойный. Тихий. Беззвучный. Парализованный ночью. И внутри него, как уголек в умирающем костре, бьется любящее сердце. Удары теплой мышцы. Один. Еще один. Третий. Маленькая, живая жизнь, заключенная в почти прозрачное тело. Сокращается, прогоняя сквозь себя кровь, пропитанную чувствами, мыслями, желаниями. Оно бьется нахохлившимся воробушком в клетке ребер просто чтобы не замерзнуть. Никотин обдирает легкие. Энди давно кашляет. Это мучает, но курить хочется больше. Поэтому курит и кашляет. Он тоже хотел пойти к мосту, но растратил силы, и у него их просто нет. У Стива день рождения. Тридцать семь. Так приятно думать об этом. Наверное, уже получил подарок. Хоть бы понравился. Парень сложит эту маленькую радость в пакетик, аккуратно укутает лоскутком и спрячет на самой дальней полочке души, чтоб не выронить случайно. Я люблю тебя, Стив. Правда. Очень. Я не знал, что любовь столь многогранна. Многослойна и разнообразна. Та любовь, которой я люблю тебя, только твоя, ибо никогда и никого я не буду любить этой любовью. Других, может быть, но по-другому, потому что эта исчерпана тобой. Я могу дарить ее только тебе, и она не иссякнет. Источник, из которого она льется, вскрыт тобой, и ключик есть только у тебя, да и ты вряд ли сможешь теперь остановить ее. Так что выброси ключ. Он бесполезен.
Стив подъехал к кафе, благо Пол оставил машину, чуть перебрав ночью алкоголя. Энди на смене. Те же подносы, те же тарелки. Улыбается. Художник, который не знает об этом. Дар не раскрыт. Нужен молоток и долото, чтобы отбить толстый слой порожней породы, скрывающей в глубине сияющую жилу. Спрятался и не подозревает, что Шон наблюдает за ним, как за хомячком, сквозь двойное стекло. Нашел. Выследил. Стив видит, как мужчина подзывает парня небрежным жестом, просит наклониться и что-то говорит на ухо. Он читает по мимике, что Энди удивлен и даже чуть рассержен, но быстро обдумывает и кивает головой. Незнакомец доедает обед, выходит и садится в машину. Через несколько минут и парень выходит с мешками мусора. Стив напрягается, подсознательно чувствуя, что это не может быть простым совпадени… Мальчишка садится в машину к незнакомцу. Нет! Все, что угодно, только не это! Он пытается не верить глазам, а придется. Его передергивает от мыслей,
