Шрифт:
Закладка:
Рой дома, только что толку? Пьян до беспамятства. Опять. Громил квартиру. Свеча-шест с марципановой фигуркой… Карамельные флюте… Для всех, кроме одного… Подносы… Тарелки… Край… Улыбка на знакомых губах… Выживает…
Обещай, что не будешь меня жалеть…
Думал, может, потанцую, а в зимних будет жарко…
Я уже позабыл, что лучший кофе у тебя…
Комнатка за десять долларов… жить можно…
Деньги мне нужны, но я пока в состоянии заработать их сам…
А, черт! Блядь! Сука! Стив, не помня себя, трясет Роя. Можно вытрясти из него мозги, разодрать на куски, размазав остатки по полу — бесполезно, он все равно не заметит, а протрезвев, не сможет вспомнить, что произошло. Шон готов упасть на колени и выть. От отчаяния. От безысходности. От тоски.
Надо признать, что мальчишка не просто прогрыз норку в их с Роем существовании, а свил там гнездо. И теперь, когда оно опустело, они, как две потерянные птицы рыдают над ним, выписывая бесполезные круги в слепой надежде вернуть. Они не в силах понять, что произошло в их карточном мире, что он рушится, и нет силы, способной противостоять этому дикому крушению. Как могло случиться, что бездомный, беспородный щенок пролез сквозь все заграждения и коснулся теплым носом закованных в ледяную броню сердец, и теперь этот лед плавится, истекая мучительными каплями? Как могли они пропустить момент ледохода и теперь носятся по берегу, беспомощно наблюдая, как щенок балансирует, едва удерживаясь на тонкой бултыхающейся льдине посреди мутной холодной воды?
* Тридцать семь.
Часть 23. Please stay.
23. PLEASE STAY.*
Уже три дня как Рой и Стив не разговаривали. Кусок времени выпал из жизни, провалился в какой-то Бермудский треугольник, и никто не заметил, когда между ними выросла непреодолимая китайская стена недопонимания. И даже если бы они попытались поговорить, чего, в принципе, не хотелось ни тому, ни другому, ничего бы не вышло, точно так же, как если бы глухой с пеной у рта объяснял что-то слепому. Их сросшаяся жизнь раскололась на две, и они растерялись, не представляя, что теперь делать с этими нежизнеспособными кусками. Итак, Стив угрюмо торчал в клубе, а Рой - не менее угрюмо - в студии. Каждый думал. По сотому разу. Об одном и том же. Это ни к чему не вело, мутный кисель мыслей не прояснялся, наоборот, становясь еще более вязким. Параллельный принцип Стива трещал по всем направлениям, и Шон почти готов был отказаться от него, ибо мысль о спасении во благо не давала покоя. Он тоже не давал ей покоя, продолжая обдумывать снова и снова. Понятие «Энди» становилось уже навязчивой идеей, и Стив окончательно погряз в нем. Маккена тупо завис в компьютере и том же понятии «Энди». Его лозунг совершенной абсолютной свободы превращался в абсолютно несовершенный и уж точно не свободный. В общем, Рой ни разу не был на мосту, а Стив около кафе.
Энди продолжал заниматься малоинтересным, материально ненапряжным и достаточно трудным предприятием, то есть выживанием. Мальчишка наконец признался себе, что устал, расстроен и к тому же простужен. Он тоже не ходил к мосту, потому что едва перемещал себя в пространстве. Особых мыслей у парня не было, вернее, были, но он старался их не обдумывать, ибо это требовало дополнительных сил, а у него их просто не осталось. Так втроем они и существовали неравнобедреным треугольником с перекошенными сторонами.
Близилось Рождество, наполняя мир мишурой, венками, Санта-Клаусами, оленями и прочими милыми безделушками. Денег у Энди не было, и он просто разглядывал чужой праздник. Мальчишка занимался тем, что старался придумать, чем себя развлечь, но чем больше старался, тем больше понимал, что не стоит этого делать. В конце концов, он решил, что просто посмотрит на все со стороны. Со стороны, то есть со стороны улицы. Кафе будет исправно работать и в канун Рождества, и на следующий день. Это даже неплохо, потому что является некоторым подобием спасения. Мысль зайти к Шону в клуб проскользнула в голове, но, не задерживаясь, улетучилась. Он сам выбрал эту жизнь, и не стоит ни с чем ее мешать. Во всяком случае, так будет честно.
В конце концов, Стив не выдержал, сел в машину и поехал к кафе. Рождественская ночь весело заполняла город. Люди тоже заполняли его, и вокруг кипела счастливая жизнь. Кафе работало до десяти, и последние посетители уже покидали его. Впервые за эти дни Шон решился вновь взглянуть на парня. Энди разговаривал с Линдой, уже переодевшийся и готовый уйти. Наконец, он поцеловал девушку, попрощался и вышел. Какое-то время Шон следовал за парнем, пока не понял, что тот собирается болтаться по городу всю ночь. Стив вдруг явственно почувствовал, что Энди сознательно лишает себя удовольствий. После них ему будет тяжелее. Какой смысл входить в теплый дом или идти в льющийся изобилием клуб, чтобы после вернуться к ящикам с картонкой? Что ж, наверное, он прав. Так легче. Это не мазохизм, это условие выживания на улице.
Праздник шел своим чередом. Рой так и не приехал, напившись дома, а Стив позволил себе обкуриться до полуобморочного состояния. Короче, они провели вечер в отсутствии дум, переживаний и проблем. Энди купил красивую зажигалку, положил под «подушку», а, проснувшись, сыграл в удивление. Наутро все как-то по новой завертелось, подгоняя время. Оно и не думало сопротивляться и, не споткнувшись, слизнуло пару дней. Неудивительно, но китайская стена Роя и Стива успела обрасти еще одним слоем добротных закаленных кирпичей. Жизнь стала как-то очень похожа на вращающуюся супермаркетную дверь. Чуть зазеваешься, и она пнет сзади для ускорения. Рождественские каникулы перебросили толпы людей из жилищ в места общественного скопления, разделив по интересам и пристрастиям. «Терра Инкогнита» не избежал нашествия своего куска толпы и гудел, исправно сотрясая металлоконструкции внутреннего дизайна. Голова Шона гудела не меньше, сотрясая распухший воспаленный мозг. Рой тоже не мог с точностью назвать все гудящие в нем органы, отказавшись от попыток, связанных с их опознанием.
Навязчиво звонил телефон. Стив слышал его, но не мог определить наличие связи между собой и этим раздражающим фактором. В конце концов, скорее интуитивно, чем осознанно, он взял трубку.
— Да. Слушаю.
Незнакомый хриплый голос заставил его вскочить.
— Вечер добрый. Звоню по поводу мальчонки.
— Мальчонки?
— Ну, того, что живет в подвале.
— Что с ним?! — перепугался Стив.
— Приезжай. По ходу, дело дрянь.
— Что значит "дело дрянь"?!
— Сдается мне, он сломал ногу. Вчера еще опухла, а сегодня я принес ему эластичный бинт, а она уже напоминает перекаченный шар.
— Да, еду.
Шон машинально взглянул на часы. Пять вечера. Сердце болталось в груди, долбясь о кости, как теннисный мяч. Он пытался сообразить хоть что-нибудь, но развал в мыслях приводил лишь к такому же беспорядочному развалу движений. В конце концов, Стив кое-как оделся, сел в машину и поехал к Маккене. Зачем - не знал, с трудом соображая, что так будет лучше. Ворвавшись в дом, он выволок из душа отмокающего Роя.
— Собирайся! Поехали!
— Куда?
— Покажу тебе, чего ты достиг!
— Ты перекурил, что ли, или чего принял?
— Не докурил!
Стив запихивал практически ничего не понимающего Маккену в одежду, не утруждаясь ничего объяснять. Молча и зло.
— Куда мы едем? — Рой пытался начать разговор.
— Заткнись! Приедем - увидишь.
— Ладно-ладно, уже молчу.
Машина затормозила так резко, что Маккена чуть не приложился лбом о панель. На стук Стива, сотрясший вагончик, вышел мужчина.
— Ворота открой! Внутрь заеду! — не церемонясь, настаивал Шон.
— Не положено, — начал сторож.
— Вот разрешение, — обрезал Шон, протягивая купюру. — И фонарь дай!
— Давай. Только быстро.
— Чем быстрее откроешь, тем быстрее закроешь!
Машина въехала на территорию стройки.
— Давай, — начал Стив, не глядя на Роя. — Вытаскивай свою задницу!
— Сперва скажи зачем, потом я подумаю…
— После думать будешь так же, как я отвечу на весь твой список вопросов!
— Список вопросов?
— Полагаю, у тебя их будет много.
Рой решил не спорить и последовал за другом. Стеная ржавыми петлями, открылась дверь, оголяя разве что проход в ад. Во всяком случае, это было первое,
