Шрифт:
Закладка:
Я помогу, Рой. Помогу остаться самим собой. Тебе нужно это. Иначе нельзя. Душа, в которой растворен твой внутренний мир, сочится сквозь покров, и каждый может коснуться ее капель, может размазать их. Иногда нужно сделать больно тому, кого любишь, чтобы спасти, а дальше... дальше сдохнуть самому, но это уже неважно. Не имеет значения.
Энди резко обернулся. Черт с ним, с окном и, в конце концов, черт с ним, со столбом. Парень засунет все это вместе со своими чувствами куда поглубже, заткнет пробкой и зальет сургучом, чтобы не выбило.
— Я хочу еще раз заняться этим с тобой, — сказал, уже глубоко целуя на последних звуках, смял партнера, подчиняя третьей, не своей, не его, а их общей воле.
— Что ты делаешь?
Рой раздавлен. Потерял себя и оказался неготов.
— Как бы тебе это сказать, — начал Энди, мгновенно преобразовавшись в игривого подростка, — чтобы ты не перепугался? Не уверен, но, по-моему, собираюсь трахаться с тобой. Приблизительно так. Думай о себе. Я подумаю за двоих.
И он думал. За себя и за Роя.
— Закрой глаза. Я буду смотреть.
— Энди.
— Тшш.
За окном темно, хотя стрелка тычет в семерку. Мальчишка сидит на кровати, натягивая джинсы.
— Останься.
— Рой, мне еще час пехом до работы…
— Я отвезу тебя.
— О, нет! Уволь. Я как-нибудь сам. Ножками. Не обломаюсь.
— Там валит снег, а у тебя кроссовки лопнули.
— Не вижу связи, — резко отвечает парень.
Рой поднимается, достает пять тысяч и кладет рядом на тумбочку. Энди молча сидит несколько мгновений.
— Рой. Я здесь не потому, что ты богат, знаменит и востребован, а я голоден и ношу трусы всего лишь за два доллара. Я здесь потому, что хочу этого, и не по какой другой причине. То, что на улице снег, а у меня лопнули кроссовки, не имеет к этому никакого отношения. Это вообще не имеет ни к чему никакого отношения. Неужели ты так и не понял, что произошло? И дело не в тебе. Во мне. Ты мне никогда ничего не обещал и не скрывал этого. Это я надеялся, хотя не имел к тому оснований. Пусть я беден, у меня единственная пара обуви, и я сплю на ящиках, никто не может попрекнуть меня этим. Никто не может мне сказать, что я за это должен кому-то приносить тапочки в зубах. Хотя знаешь, Рой, я принес бы, если б знал, что ты этого хочешь, только вот уважал бы ты меня после? Да, я падший мальчик, но не настолько, раз не могу своим, как ты говоришь, умением вовремя отсасывать и подставлять задницу ни черта заработать. Только ты не учел, что, наверное, смог бы, если б только захотел, да видно не пришло время. Ты платишь пять тысяч, только зря. Я не стою этого, потому что не стою ни черта, раз ты так и не смог ничего понять. Ту тысячу, что я заработал, я заработал честно и потрачу ее с удовольствием. И не на кроссовки. Поверь.
Энди поднялся, надел футболку и, не оглянувшись, начал спускаться по лестнице. Рой бросился на диван, накрыл голову подушкой и прижал ее еще сильнее руками. Он понял, что не сможет услышать, как захлопнется за Энди входная дверь.
* Возьми мой вздох с собой.
(1) Забери мое дыхание.
(2) Пожалуйста, не уходи.
Часть 22. Thirty seven.
22. THIRTY SEVEN.*
Рой уже в тридцатый раз набирал номер Стива. Телефон включен, но тот не берет трубку. Бесконечное желание поговорить, и Маккена вновь и вновь набирает номер. Отчаяние превращается в удушье. Рой начинает беспорядочно метаться. Движения, лишенные смысла. Смазанные. Сознание сыплется бумажным пеплом. Обгоревшие остатки мыслей еще видны на этих ошметках, но исчезают на глазах, превращаясь в труху. Больно. Внутри. Снаружи. Везде. Его взгляд падает на купюры. Энди так и не взял их. Худой. Бледный. Лопнувшая кожа на кроссовках. Зацелованные дрожащие плечи. Губы еще хранят их привкус. Целовал ведь! Как безумный. Слизывал бисерины пота. Шептал что-то, словно хотел, чтобы кожа впитала слова. Рой в ярости разметал купюры, опрокинул лампу и принялся топтать осколки плафона. Нет, не плафона - своей жизни. Не помогло. Лучше бы ему лишиться рассудка и памяти, чтобы не помнить вчерашнего дня. Лучше бы потерять обоняние, чтобы не чувствовать запах, пропитавший ладони. Лучше бы утратить зрение, чтобы забыть то, что видел. Лучше бы умереть, чтобы прекратить плач тела. Энди нет, но его взгляд, серьезный и уставший, с нотами нужды и голода… Боги! Лучше бы мне исчезнуть! За что?! За что я должен терпеть теперь ставшие пыткой воспоминания?! За то, что решился любить?! .. Нет! Все что угодно, только не это! Ты же взрослый человек, Рой! Бывалый мужчина. Что тебя трясет, как пятнадцатилетнего подростка, впервые коснувшегося чужого тела? Что случилось, что ты рвешь сейчас свою жизнь, ибо она невыносима для тебя? Что такого в этих плечах, что ты мечешься не в силах совладать с собой? Стив, какого черта ты не берешь трубку, когда впервые так нужен мне?!
Рой выпал из реальности. Бросился к машине, не помня, как доехал до клуба. Стив сидел, скрестив ноги на столе. Курил, переполняя пепельницу окурками. Телефон включен и лежит на столе. Перед глазами. Тонны неотвеченных вызовов.
— Ты не брал трубку! — обрушился с порога Маккена.
— Знал, что ты приедешь.
— Зачем?!
— Затем, что тебе это нужно.
— Ну, знаешь! — Рой плюхнулся рядом и завис. — Не хочешь меня ни о чем спросить?!
— Нет.
— Отлично! Тогда?!
— Хочешь, я сам все расскажу?
— Интересно.
— Навряд ли. Ты пожалел его, дал денег, и он ушел. Что-то еще? Ах да, забыл. Ты разгромил квартиру.
Стив посмотрел на друга так, что того парализовало укусом его взгляда.
— Я что-то пропустил? — спокойно спросил Шон.
— То, что я переспал с ним…
— Я должен удивиться? Представь, не удивлен. Странно, да?
— Но ты же видел его!
— Видел и что?
— По-твоему, ничего?
— А, по-твоему? Если окончательно хочешь меня удивить, можешь рассказать, что с него сваливаются джинсы, и у него разорвались кроссовки. Есть еще хоть что-то, чего я не заметил?
— Завидую твоему спокойствию.
— Прости, Рой, а я-то тут при чем?
— Ну, в общем, ты прав! Не при чем.
— Могу предложить тебе начать напиваться с самого утра, чтобы к вечеру ты блевал в полуобморочном состоянии. Потом я отвезу тебя домой, буду нянчить всю ночь и к утру, наконец, может быть, ты дашь мне уснуть. Есть иные предложения?
Рой не ответил, тупо глядя на мыски его ботинок.
— Стив, — Маккена задумался.
— Я тебя тоже, Рой. Очень. А теперь, если хочешь, давай поговорим. Я сразу отвечу тебе, не дожидаясь вопроса. Больше всего на свете он хочет быть достойным тебя, потому что любит. Ты уничтожил его, и теперь он не вернется, пока не поймет, что хоть что-то из себя представляет. Неужели же это непонятно? Он лучше сдохнет от голода, чем признается, что несостоятелен. И виною тому гордость. Это так, Рой, а ты бьешь его по самому уязвимому. Он был вчера с тобой, но не потому, что ты выиграл, а потому что хотел. Нам лишь остается признать: он победил нас обоих. И тебя с твоей великой свободой, и меня с моим параллельным существованием. Только вот одна беда, он этого не знает. Видимо, он почти достиг дна, раз был в клубе. Видимо, это отчаяние, раз он решился на голое шоу. Да, я помог ему, как мог. Я просил Пола. Я предлагал ему деньги. Угадай, что он сделал?
— Нечего гадать. Отказался.
— Он отказался. Отказался, а я слышал, как булькает кофе в его пустом желудке. Представляешь, Рой?! Что я должен был испытать?! Он едва держался на ногах, но он отказался!
Стив стиснул губы так, что они посинели. Не докурив одну сигарету и позабыв об этом, он взял вторую.
— А знаешь, что сделал ты? Ты выставил ему счет на три тысячи долларов. Именно твой эгоизм не позволил мальчишке заработать эти деньги…
— Заработать эти деньги?! Чем?! Продать себя?!
— Ну, если больше нечего?
— Ты в своем уме?!
— Я-то в своем, а вот где ты, не знаю! А, кроме того, разве не ты ему все это говорил?! Разве не ты с пеной у рта доказывал, что все, что у него было, а именно: тело и жизнь он продал тебе за достаток?! Или мне изменила память?! Разве не ты покупал его за пять тысяч?! Разве не он переспал с тобой, потому что кроме тебя ему от тебя ничего не нужно?! Попробуй опровергнуть, если сможешь!
