Шрифт:
Закладка:
– Ох и влетит же мне за это. – Раздраженно проговорил он. – Ну ладно, идите… Только прощайтесь быстро, и валите нахрен отсюда, чтоб духу вашего здесь не было! Ясно?
– Ты серьезно пропускаешь их?! – Поразился бородач.
– Завались Патрик! – Прикрикнул на него Габриэль. – Или сам покатишься отсюда ко всем чертям, завтра же!
– Все, я молчу… – Патрик примирительно поднял руку.
– И желательно чтобы молчал всю оставшуюся ночь. Еще не успел присоединиться к моему отряду, а уже меня раздражаешь…
Черное небо рыдало над нашими головами. Мия еще что-то сказала Габриэлю, а тот ей что-то ответил, но я почти не слышала слов. Слабость, вызванная чрезмерным волнением, усиливалась, и я едва стояла на ногах. Но зато прикосновения дождя мне теперь казались почти ласковыми.
– Пойдем, Сара. – Сестра дотронулась до моей руки. – Пойдем же…
Я, не ответив ни слова, последовала за ней. Мимо бородача, пахнущего дешевым одеколоном, и мимо Габриэля, который пах всего лишь дождем… Тяжелая дверь открылась, и тьма поглотила меня…
***
В темноте было невероятно душно. Шагая по узкому коридору, стены которого едва различались во мраке, я ощущала, как влага дождя на моей коже перемешивается с потом.
– Она под землей? – Спросила я Амелию.
– Нет. На втором этаже.
Вскоре коридор окончился, и мы оказались в небольшом затхлом помещении, что было освещено одной единственной лампой накаливания. Из этой комнатки, скрытый от посторонних глаз проход вел в подвал, и еще один скрытый проход вел на второй этаж.
Если об этих двух проходах не знать, то обнаружить их почти невозможно. Но мы-то с Амелией знали, к скорби своей…
В комнатке не было окон, зато стоял сгнивший и покосившийся деревянный письменный стол с выдвинутыми ящиками, а в дальнем углу валялись обломки стула и еще какой-то мусор…
Амелия подняла левую руку вверх, и принялась отсчитывать трещинки на потолке, слева от лампы. Какое-то время я молча наблюдала за этим, потом сказала:
– Тринадцатая, изогнутая будто молния. Неужто ты так и не запомнила?
– Точно. – пробормотала Амелия. Пальцы ее отыскали необходимую трещинку, слегка прикоснулись к ней, и та стала быстро расширяться. Вскоре из трещины высвободилось стальное кольцо, за которое Амелия тут же потянула, и часть потолка с громким металлическим скрежетом опустилась вниз…
Теперь, мы стояли перед лестницей, ведущей на второй этаж… Ладони мои непроизвольно сжались в кулаки… Я должна увидеть нашу мать! Так твердила я себе. Ведь если не увижу ее сегодня, и не решу хоть что-нибудь, то более никогда в жизни не смогу спать спокойно! Я должна. Как бы это не было горько и больно.
Мия взглянула на меня коротко, после чего начала подниматься по ступенькам, и я, конечно же, скрепя сердце последовала за ней.
На втором этаже было намного прохладней. Более широкий коридор изредка освещался вспышками молний, и при очередном раскате грома все здание будто вздрагивало. Здесь царствовал удушающий больничный запах, и откуда-то издалека доносились приглушенные крики… Я содрогнулась.
– Это мама?! – Вырвался у меня невольный вопрос.
– Нет. – Амелия покачала головой. – Девочка, которую отец притащил вчера ночью. Она очень больна… Ее костная система обернулась против нее. Я даже не знала, что такие болезни существуют. Все ее кости словно взбунтовались, и медленно убивают бедняжку, причиняя ей невыносимые муки. Даже обезболивающие почти не помогают… Ты слышишь.
– Слышу.
Девочка орала что есть мочи. Иногда эти крики делались настолько пронзительными и страшными, что казалось будто бы и не человек кричит вовсе… Я старалась не слушать их, старалась слушать шум дождя за окном, гром и собственные шаги, но не выходило. Крики словно рвали меня изнутри… Но внезапно они прекратились.
– Думаю, девочка потеряла сознание. – Сообщила мне Амелия. – А может быть, умерла… – Внезапно, она остановилась и задрожала всем телом. – А если она вновь закричит, я пойду, и сама убью ее! Я безумно устала от всего этого… Безумно…
Коридор закачался передо мной, и мне вновь показалось, что я сейчас потеряю сознание… Было бы неплохо. Уйти от всего этого, и ничего не видеть, ничего не решать. Я жутко устала, и вообще больше ничего не хочу. Но ноги сами идут вперед во мраке. И коридор, будто бы не коридор, а полумесяц. Черно-белый полумесяц, и я шагаю с одного его конца на другой. С белого края полумесяца на черный.
Это сказка слишком страшная, и вряд ли у нее будет хороший конец…
Амелия тоже шла вперед, мимо тяжелых металлических дверей и мимо окон, за которыми спал обреченный город… Думаю, она тоже ненавидит этот город, и ненавидит свою жизнь, а также ненавидит и одновременно любит своего отца… Что же это за жизнь такая, которая заставляет нас ненавидеть тех, кого мы любим?! Что же это за жизнь, которая ставит нас в подобные ситуации?! Разве должно так быть?
Возле одной из металлических дверей, почти в самом конце коридора, мы остановились. Амелия повернулась ко мне.
– Ты готова?
– Готова. – На самом деле, я вообще не была готова.
– Тогда…
Она отодвинула тяжелый плоский засов, и мы вошли в комнату...
Раньше, у нашей матери волосы были такие же, как и у меня – рыжие, густые и немного волнистые. Раньше… Но теперь, ее голова походила на нелепый бледный шар, покрытый в некоторых местах синими линиями мелких сосудов. Шар этот медленно покачивался из стороны в сторону, и я даже подумала на секунду – нет, это не моя мать, вовсе не она… Это кто-то другой.
Но мы пришли именно сюда, и больше никого в этой комнате не было…
Здесь также отсутствовала какая-либо мебель, кроме громоздкого металлического кресла, к которому моя мать была пристегнута широкими кожаными ремнями.
Тонкая белая шея издавала некий странный звук, когда шар качался из стороны в сторону…
– Мы пришли, мама. – Тихо произнесла Амелия, и эти простые слова сотрясли все мое естество.
