Благодаря этой осторожной тактике пражскому раввину лично удалось избавиться от преследований, воздвигнутых в связи с доносом Песаха-Петра, но он сообщает, что многие пострадали от доноса этого выкреста: из арестованных евреев трое были сожжены на костре в 1400 году. Это событие, подробности которого не выяснены, имело, вероятно, связь с каким-нибудь доносом уголовного характера, с обычным тогда обвинением в ритуальном богохульстве. При таких условиях Липман Мюльгаузен должен был соблюдать крайнюю осторожность и в своей письменной апологии «Ниццахон», где он старается спокойно доказывать неосновательность евангельских преданий и толкований известных библейских пророчеств. Тем не менее христианские богословы были так смущены критикой Липмана, что бранденбургский епископ Бодекер счел нужным спустя полвека написать опровержение «новых богохульств, прибавленных к старым» в сочинении пражского раввина (епископ называет его «рабби Либман из Кракова»). В позднейшее время немецкие теологи много полемизировали с автором переведенной на латинский язык книги, которая дразнила их самим заглавием — «Победа».

ГЛАВА IV. ПОСЛЕДНИЙ ВЕК ЕВРЕЙСКОГО ЦЕНТРА В ИСПАНИИ

§ 49. Власть церкви и миссионерский террор (1391-1415)

В мрачной симфонии Средних веков заключительный аккорд принадлежал Испании. Страна, остававшаяся сравнительно спокойной в самый разгар средневековой оргии, под конец как будто одумалась и поспешила наверстать упущенное, стараясь превзойти другие страны в жестокостях против евреев. В испанце воскрес крещеный язычник времен вестготов, который не мог терпеть рядом с собой некрещеного. Присмирев на несколько веков под влиянием арабско-еврейской цивилизации, древний вестгот вновь почувствовал себя в родной стихии, когда восторжествовал клерикализм, исподволь подтачивавший основы нормального общежития. В Испании жило пестрое население, состоявшее из христиан, евреев и мавров. Тут сошлись три религии, три расы и три культуры. В течение нескольких столетий они уживались рядом, их взаимодействие разнообразило испанскую культуру и выделяло ее на темном фоне Средневековья. Но свободное культурное общение было не во вкусе клерикализма, который упорно стремился к искоренению всего иноверного и всего инородного во имя идеи церковно-государственного единства.

Единая вера, единое государство и единая культура в духе господствующей церкви — вот лозунг тех, которые с XV века трудились над объединением христианской Испании. Ради достижения этого идеала необходимо было либо истребить чуждые элементы, евреев и мавров, либо насильственно слить их с христианским населением. В других странах евреев угнетали, убивали или изгоняли, потеряв надежду на превращение их в верных сынов церкви; в Испании же не хотели расстаться с этой надеждой и вместе с тем не хотели ждать: идея насильственного массового крещения, пугавшая своей смелостью даже самых ревностных римских пап, глубоко засела в мозгу испанских клерикалов и делала их «больше католиками, чем сам папа». От первобытного ислама они наследовали принцип распространения веры при помощи меча. «Смерть или крещение!» — под этим знаменем они надеялись победить. Франко-германским крестоносцам конца XI века это не удалось, но испанские «крестоносцы» конца XIV века, поднявшие меч по призыву Мартинеса, имели частичный успех, который поощрил их к дальнейшей работе. Если можно было перебить десятки тысяч евреев и столько же обратить в христианство, то продолжением этой тактики можно дойти до полного разрешения «еврейского вопроса». XV век идет по этому пути: половина еврейского населения насильственно загоняется в лоно церкви, а другая, уцелевшая от меча и креста, наконец изгоняется из страны. Действие, начатое в 1391, завершается в 1492 году.

Короткая пауза наступила после «священной войны». Многие города в Кастилии и Арагонии были разорены, ибо пострадала самая деятельная часть населения, связывавшая эти страны с рынками Европы и Африки. Обезлюдели и обеднели еврейские общины. Многие эмигрировали в Португалию, в мавританскую Гранаду и за Гибралтар, в Африку. Оскудела и королевская казна, ибо она лишилась большей части доходов от специальных налогов, которых теперь не платили ни выкресты, ни разорившиеся семьи. Почувствовал это и кастильский король Генрих III. В 1395 г. он принял меры к восстановлению разрушенных юдерий. Он грозил строгими карами за всякое подстрекательство к погромам и даже попытался наказать зачинщика севильской резни Мартинеса, заточив его в тюрьму. Но скоро король был принужден освободить священника-изувера, который в народе слыл «святым». Также бессилен был король и против дворянства: ему пришлось удовлетворить требование кортесов в Вальядолиде (1405), чтобы с христиан, т.е. промотавшихся дворян, была сложена половина долговых сумм, причитавшихся евреям-кредиторам, чтобы право еврея свидетельствовать на суде против христианина было ограничено, наконец, чтобы обязать евреев носить отличительный кружок на одежде. Только в пределах своей власти мог король кое-что сделать для исцеления ран, причиненных государству катастрофой 1391 года. Он назначил главным раввином кастильских общин своего придворного врача Меира Алгуадеса, поручив ему заботу о водворении порядка в юдериях и урегулировании платежа казенных податей. Алгуадесу, по-видимому, удалось сделать многое для реставрации общин в короткое царствование Генриха III. Преждевременная смерть болезненного короля (1406) прервала эту работу: снова наступило тревожное время.

Ввиду малолетства наследника престола Иоанна II страной долго управляло регентство, во главе которого стояла королева-мать Каталина, всецело преданная клерикалам. В совете регентства участвовал также епископ Павел Бургосский, назначенный опекуном и воспитателем наследника. Этот епископ был не кто иной, как бывший раввин Соломон Галеви из Бургоса, принявший крещение во время катастрофы 1391 г. Человек крайне честолюбивый, этот выкрест решил дорого продать свое еврейство: он весьма выгодно обменял сан раввина у гонимых на сан епископа у гонителей. Он уверял своих новых единоверцев, что принял христианство не под угрозой смерти, а еще до катастрофы, под влиянием чудного видения: ему во сне явилась Матерь Божия и наставила его на путь истины, к которому он был подготовлен чтением книг Фомы Аквината. Приняв в крещении имя Павел де Санта Мария, он отправился в Париж для изучения теологии в тамошнем университете, затем побывал в папском городе Авиньоне и там сблизился с испанским кардиналом Педро де Луна, который в 1394 году был избран в папы под именем Бенедикта XIII противниками законного римского папы Бонифация IX. Этот кардинал, который отличался особым рвением в деле обращения евреев и еще раньше вел религиозные диспуты с еврейскими учеными, нашел в обращенном Павле прекрасное орудие для осуществления своих планов.

Нужно было закрепить за церковью ее недавнее крупное приобретение: тысячи conversos, окрещенных в страшный год евреев, и приумножить их новыми обращениями. Для этого важно было предоставить высокий духовный сан бывшему раввину, готовому отдать свои знания и опыт на служение церкви. Павел изъявил полную готовность идти по стопам одноименного древнего апостола в деле