Руван протягивает мне руку, привлекая мое внимание к нему.

— Ты прав, они знают, — шепчу я.

— Пусть знают. — Он пожимает плечами. — Этот мир темен, а ночь непреклонна; самое меньшее, что мы можем сделать, — это наполнить его сладкими, запретными снами.

Я снова потрясенно молчу. Воспользовавшись моментом, Руван наклоняется вперед и поднимает меня на руки. Я хватаюсь за его плечи, чтобы удержаться.

— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я несколько игриво. Я уже знаю, куда — в его спальню, — и впервые готова оказаться там.

— Я, конечно же, украду тебя. — Он ухмыляется, обещая все эти вышеупомянутые запретные мечты. Такая ухмылка, которую мужчины дарят женщинам только перед тем, как погрузиться в ночь, — такая, от которой у меня кружится голова и жар поднимается от пальцев ног до самых кончиков ушей. — Как это делают лорды вампиров.

— Ах, да, и я охотник, так что я должна дать отпор. — Меня на мгновение осенило, что теперь я могу называть себя охотником. Я все еще не могу лгать Рувану, так что это должно быть правдой. Это откровение наполняет меня, волнует меня так же, как и его.

— Я приветствую это. Мне нравятся твои клыки.

— Осторожно, а то узнаешь, как сильно я могу кусаться. — Я вытягиваюсь вверх и захватываю мышцу его шеи между зубами, прикусывая достаточно сильно, чтобы оставить след.

Руван издает низкий рык и поднимается по лестнице по двое. Он не может добраться туда достаточно быстро.

ГЛАВА 26

Мы двигаемся бесшумно, плавно, перетекаем друг в друга с того момента, как он усаживает меня и открывает первую дверь, а я открываю вторую. Наши тела скользят друг по другу, зеркально отражая наши рты. В один момент я оказываюсь в главной комнате, а в другой — прижимаюсь спиной к двери в его спальню. Его руки тянут меня к себе, поднимают. Мои ноги обхватывают его талию.

Я чувствую его. Каждый дюйм великолепных, совершенных мышц. Каждый шрам, полученный тяжелым трудом. Каждую прядь шелковистых волос. Я провожу по нему руками, как будто осматриваю его.

Дыхание Рувана обжигает мое горло. Его губы тянутся к моему подбородку, вызывая дрожь по позвоночнику. Он вырывается из моих губ и снова целует меня с таким голодом, о котором я и не подозревала, но который я разделяю.

— Что тебе нужно? — Я шепчу ему в губы, глаза полузакрыты. Я вижу его сквозь завесу ресниц — его острую челюсть и тени, которые цепляются за его лицо так же плотно, как лунный свет.

— Ты мне нужна, — прохрипел он.

— Моя кровь?

— Твое тело.

Прижав меня к себе, мои ноги обхватывают его талию, он поворачивается от двери. Не успела я опомниться, как оказалась спиной на кровати. Матрас прогибается под мной, и я с приятным удивлением обнаруживаю, что он пахнет не пылью и старостью, а жимолостью и сандаловым деревом.

Он огибает изножье кровати и смотрит на меня сверху вниз. Лунный свет отражается на безупречной линии его челюсти. Он освещает его серебристые волосы. Он выглядит как бог на этом земном плане, а я — его подношение, готовое к поглощению.

Руван опускает колено на кровать. Медленно, как зверь на охоте, он заползает на меня. Его колени становятся между моих бедер, пока моя спина не выгибается, наши бедра не встречаются, дыхание не сбивается. В то же время его рука скользит вверх по моему боку и заканчивается у моей груди.

Из меня вырывается стон, глубокий и горловой. За ним мгновенно последовал румянец. Я поднимаю руку и кусаю костяшки пальцев. Между зубами я говорю:

— Прости. Дело в том, что меня никогда раньше так не трогали.

Он делает паузу, задумчиво глядя на меня. Он обхватывает мое лицо, его большой палец касается моей щеки. Я жду вердикта, о чем бы он ни рассуждал. Но время тянется, а он ничего не говорит.

— Все в порядке? — спрашиваю я наконец.

— Ты идеальна, — шепчет Руван, нежно целуя меня в губы.

— Прости, что у меня мало опыта. — До этого момента меня это никогда особо не беспокоило. У меня никогда не было причин чувствовать себя неуверенно из-за того, что у меня никогда не было любовников, не было поцелуев и прикосновений, потому что это было то, чего от меня ждали. Все в моем мире знали об этом.

Но Руван не из моего мира. Он сам по себе целый мир. Как мне в него вписаться? Могу ли я?

— Я сказал, что ты идеальна, — твердо произносит он. — Горе других людей будет моим благословением и наслаждением. — Руван нежно кусает меня за шею. Он не прорывает кожу. Нежный поцелуй. Облизывание. Вместо стона у меня вырывается хныканье. — Не скрывай этого, Флориан. Не стыдись. Стони, кричи, плачь, лишь бы это было от удовольствия. Дай мне услышать тебя.

— Но другие...

— Они не услышат. Но мне было бы все равно, если бы они услышали. — Он отстраняется, нависая надо мной. По одной руке с обеих сторон от моего лица. Его тело прижато к моему. Мой мир — это он и только он. — Сегодня ночью забудь обо всем остальном, Флориан. Все, что ты должна делать, — это чувствовать. Отбрось все остальные мысли и наслаждайся этим.

Я не успеваю опомниться, как он снова скользит по моему телу и берет в рот одну из моих грудей. С моих губ срывается еще один стон, и еще. Его руки, его рот. Я вся горю.

Теперь я понимаю, почему некоторые молодые женщины только и думали о том, как бы найти себе жениха. Когда такое наслаждение можно получить по собственному желанию, имея партнера... Он снова смещается, и его ладонь ложится на острие моего желания. Я резко вдыхаю, и он почти мурлычет от удовольствия.

Его пальцы двигаются, создавая восхитительное трение. Молния пробегает по мне, превращаясь в мелкие мурашки, которые покрывают мою кожу мурашками, напрягаясь против прохладного ночного воздуха. Моя спина выгибается, грудь напрягается.

Руван, кажется, точно знает, когда слишком много, а когда недостаточно. Мои глаза закрываются, отгораживаясь от света, звуков и мыслей. Есть только он, кажется, везде