«у кого было меньше мужества, чем у женщины» – солдаты союзника отступили, вместо того чтобы прикрывать османские войска[802]. Под предводительством короля Речи Посполитой Яна III Собеского «крылатая» гусарская кавалерия, названная так из-за метровых «крыльев» из перьев, прикрепленных сзади к доспехам, атаковала позиции великого визиря. Зная, что за поражение его казнят, тот намеревался умереть на поле боя. Но командир кавалерии и Вани Мехмед умоляли отступить, поэтому покинули сражение со знаменем Мухаммеда[803]. Роскошный шатер великого визиря и драгоценные плащи, инкрустированные драгоценными камнями кинжалы и мечи были захвачены победителями.

Находясь на переднем крае военных достижений на протяжении столетий, османы утратили свое технологическое преимущество в огневой мощи в Центральной Европе, чьи королевства теперь превзошли их. В течение двух десятилетий писатели, состоявшие на службе у Мехмеда IV, хвастались тем, что он заставил замолчать церковные колокола и заменил их исламским призывом к молитве. Однако после неудачной осады резиденции Габсбургов захваченные османские пушки перелили в колокол венского собора Святого Стефана.

Мехмед IV приказал казнить человека, принесшего плохие вести, а также великого визиря в Белграде. На Рождество 1683 г. Кару Мустафу лишили символов должности: императорской печати, знамени Мухаммеда и ключей от Каабы в Мекке. Узнав о своей участи во время совершения послеполуденной молитвы в цитадели, он отпустил слуг и призвал их помолиться о нем.

Он снял тюрбан. В комнату вошел палач, приподнял бороду Кары Мустафы и накинул петлю ему на шею, а обреченный мужчина велел хорошенько ее завязать. После двух или трех рывков бывший великий визирь испустил последний вздох. Его тело подготовили к погребению, а затем отрубили голову. Тело похоронено во дворе мечети в Белграде напротив цитадели, а голову завернули в солому и отправили в Эдирне, чтобы установить на воротах у входа в султанский дворец[804].

Падение Мехмеда IV

После катастрофического разгрома в Вене в 1683 г. аргументы в пользу исламского благочестия и газавата утратили актуальность. На султана оказывали давление, заставляя вернуться в Стамбул и вести оседлый образ жизни, убеждали отказаться от военной кампании и неумеренного аппетита к охоте. Янычары и чиновники возмущались тем, что император игнорировал их требования и продолжал охотиться до рассвета, казалось бы, безразличный к судьбе государства. Он пренебрегал армией, подданными и собственными религиозными обязанностями, особенно молитвой[805]. Проповедник Вани Мехмед установил связь между принятием турками ислама и последующим завоеванием и обращением в христианство большей части Евразии их благочестивыми потомками. Сам религиозный деятель принимал активное участие в руководстве османскими войсками в бою[806]. После разгрома в Вене его обвинили в том, что он нагло подстрекал султана начать провальную кампанию, и Вани Мех-мед был сослан в Бурсу, где и скончался[807].

Неудача под Веной и потеря Буды, которую османы удерживали более полутора столетий, а затем Белграда, перешедшего к Габсбургам в 1686 г., способствовали падению Мехмеда IV. После этих поражений, когда казна почти опустела, великий визирь обложил беспокойный религиозный класс чрезвычайно высоким налогом.

Его собирали силой, квартал за кварталом, дом за домом, у всех мусульманских функционеров, за исключением шейх-уль-ислама[808]. В 1687 г., после очередного поражения османов – на этот раз от Священной лиги Габсбургов, Речи Посполитой, Венеции и папы римского в Мохаче, месте великого триумфа в предыдущем столетии, – 47-лет-ний правитель столкнулся с восстанием как чиновников, так и янычар.

Казнь великого визиря не успокоила их. Солдаты проигнорировали приказ оставаться в Эдирне и двинулись маршем на столицу империи[809]. Собравшись в соборе Святой Софии, янычары, чиновники и визири заявили, что с точки зрения канонов свержение султана, занятого охотой в то время когда враг атакует и оккупирует их земли, законно. Они обвинили императора в том, что он все разрушил, доверившись нескольким людям со злыми намерениями, среди которых был покойный проповедник Вани Мехмед[810]. Мятежники свергли Мехмеда IV и поместили под домашний арест, сначала во дворце Топкапы, а затем в Эдирне. Он спросил охранников: «Вы собираетесь убить меня?»[811], поскольку не забыл судьбу отца, Ибрагима I, второго казненного османского правителя.

Преемником должен был стать Сулейман, 45-летний младший брат правителя, но тот тоже боялся быть убитым и отказался выходить из гарема. Сломленный десятилетиями страха, мужчина спросил, могут ли вызвавшие его чиновники понять, каково провести жизнь в ужасе, сказал, что «лучше умереть сразу, чем понемногу умирать каждый день», и заплакал[812]. У него не было ничего подходящего, чтобы надеть на инаугурацию. Главный евнух накинул поверх халата Сулеймана собственные одежды из соболя. Одетый таким образом, принц стал Сулейманом II (1687–1691 гг.), тем временем как братья Мехмед IV, Ахмед и два племянника Ахмед и Мустафа были посажены под домашний арест. Мехмед IV умрет естественной смертью шесть лет спустя.

Оседлый султан вернулся. Когда историк писал о смерти Мехмеда IV через поколение после того, как она произошла, то не называл его благочестивым гази и не упоминал газават или джихад.

Вместо этого хронист утверждал, что Мехмед IV умер в гареме[813]. Человек, потративший жизнь на то, чтобы вырваться из «клетки», зарекомендовать себя как мужественный гази, тем не менее закончил ее бесславно. Гарем был тем местом, которому он принадлежал, согласно требованиям XVIII в., предъявляемым к султанату.

С этого момента династия перешла на новый этап своего развития. Начиная с Османа I в течение примерно трех столетий, принцип «дев-лет» подразумевал, что богатство и власть принадлежат султану, приравненному к династии. Ко времени двух восшествий на престол и низложения Мустафы I и убийства Османа II «девлет» стал олицетворять династию и султанат, поскольку личность правителя была отделена от них. Лояльность власти связывалась скорее с династией, чем с отдельным человеком на троне. Начиная со свержения Мехмеда IV и связанного с ним ослабления власти султаната, «девлет» постепенно обрел свое современное определение: правительство (или государство)[814]. Императору, потерявшему космическое состояние, уделялось теперь куда меньше внимания, на передний план вышла государственная администрация.

Чтобы компенсировать это, следующие правители пытались повысить свою исламскую легитимность. Соответственно, в остальных главах книги повествование будет в меньшей степени сосредоточено на личности или семейной династии, а в большей – на классе чиновников, поскольку такова была характерная черта особого режима того периода.

Хороня память о султане-гази

Преемники Мехмеда IV предпочли похоронить его не в обители гази в Эдирне, а в Стамбуле, в могиле его матери Турхан Хатидже-султан, за Новой мечетью в Эминеню[815]. На табличке